Мы продолжали очередную партию, и я уже в третий раз раздавал карты, когда отворилась дверь и на пороге, позванивая шпорами, появился Рауль Юрадо. Вслед за ним, одетые, как и он, под ковбоев, с пистолетами на поясах, вошли еще двое. Одного из них я видел среди тех всадников, окруживших нас тогда на дороге.
Юрадо, войдя в бар, остановился и сердито уставился на нас, сжимая в левой руке плетку. Он с огромным удовольствием вышвырнул бы нас из бара или сделал бы еще что-нибудь похуже, но не решался, видимо помня о приказе своего крутого хозяина.
Подойдя к перепуганному насмерть Морено, он заказал для себя и своих подручных по порции текилы. Тут неожиданно вновь открылась дверь, и в бар вошел Оливер Ван Хорн.
Вокруг воцарилась мертвая тишина. Надо было видеть, какое удивление замерло на лицах всех, находившихся в тот момент в баре.
— Добрый вечер, — мягко произнес Ван Хорн.
— И вам добрый вечер, святой отец, — первым из присутствующих ответил я.
На нем была сутана и черная широкополая шляпа священника. Одной рукой он прижимал к себе какой-то предмет, завернутый в шерстяное одеяло. Подойдя к стойке, Ван Хорн обратился к Морено:
— Сеньор, извините за беспокойство. Не смогли бы вы мне помочь?
Морено испуганно уставился на священника. Юрадо посмотрел на них, и его глаза неприятно заблестели.
— Мне нужны спальный матрац, — спокойно продолжил Ван Хорн, — керосиновая лампа, побольше извести и малярные кисти.
— Ничего ты не получишь, — со злостью произнес Юрадо. — Убирайся отсюда.
— Я бедный человек и не смогу заплатить, пока не поступят деньги. Но может быть, вы согласитесь в качестве залога принять от меня вот это.
С этими словами Ван Хорн развернул одеяло и, вынув из него фигурку Святого Мартина из Порреса, поставил ее на стойку. Раздался вздох удивления, и посетители бара, с шумом опрокидывая стулья, повскакивали со своих мест. Двое из них опустились на колени, многие испуганно перекрестились.
— Боже милосердный! — в благоговейном страхе произнес Морено. — Где вы его отыскали, святой отец?
— Вы узнали его?
— О да, — ответил Морено и неистово перекрестился. — Он из нашей церкви и простоял в боковой часовне со дня постройки храма. Прошло уже двести лет. Это наша реликвия, святой отец, и принадлежит она нашим жителям. Как только во время революции она исчезла, несчастья обрушились на наши головы.
— Этот святой снова станет вашим, друг мой, — заверил его Ван Хорн. — Он займет прежнее место, как только будет очищена и заново освящена церковь.
