Креол даже не глянул в его сторону. Он не видел ни уходящего в Кур Халая, ни явившегося за ним демона смерти.
– До чего же паршивый ученик… – скривился мертвый старик. – Пятнадцать лет его натаскивал, а он до сих пор не видит призраков… Какой стыд… И он что, по-прежнему пинает мой труп? Вот ведь недоносок.
Хубут-Табал молча повел крылом, пропуская Халая в дверь. Тот задержался на пороге, последний раз оглядывая мир живых, и вздохнул.
– Хочешь что-нибудь сказать на прощание? – спросил демон смерти.
– Нет. О чем тут говорить? Я прожил хорошую жизнь. Достойную и красивую. Единственное, о чем жалею, – о том, как обращался со своими учениками…
Халай Джи Беш на секунду замолчал, а потом прошипел, злобно кривя губы:
– Я должен был бить их гораздо больше!
Лугаль Аханид перевернул тело и грязно ругнулся. Городской эн. Убит в собственном кабинете, ножом в сердце.
Худшее начало дня трудно даже вообразить.
Причем в комнате не один труп. Кроме благородного эна на полу лежит еще и какой-то неизвестный, только не зарезанный, а удавленный.
Если верить писцам, сидящим в приемной комнате, этот неизвестный явился к эну с ходатайством. К эну ежедневно приходят десятки людей – с просьбами, жалобами, предложениями. Ходатайство лежит здесь же, на столе – речь идет о каналах. Несчастный хотел построить ответвление за свой счет – для орошения полей на родовом поместье. Рядовое, ничем не примечательное прошение.
Однако кто-то убил и эна, и его посетителя. Посетитель удавлен, эн зарезан – вот этим самым ножом, что торчит в груди. На полу растеклась большая лужа крови.
– Терпеть не могу такие истории, – пробурчал Аханид, рассматривая орудие убийства.
Совершенно обыкновенный нож. Рукоять простая, без украшений. Судя по оставленным следам, убийца действовал очень быстро. Сначала вспорол грудь эну – тот умер мгновенно. Потом набросился на посетителя – уже не с ножом, а с удавкой. Видимо, он всадил нож слишком глубоко и не желал терять драгоценных мгновений.
Непонятно только, откуда этот убийца взялся и куда потом делся. Единственный выход из кабинета эна ведет в комнату писцов. Там все это время находились шесть человек – и они клянутся, что дверь даже не открывалась. Окно такое маленькое, что и ребенок не пролезет. К тому же выходит оно на городскую площадь, где всегда полно народу, – но никто не видел ни человека, влезающего в окно, ни человека, из него вылезающего.
Лугаль почувствовал сухость в горле. Сейчас бы не повредила кружечка ячменной сикеры. Той, что подают в питейном доме «У двух мечей», – дешевой, неприятной на вкус, но зато очень крепкой. Городские пьянчуги называют ее «горлодером».
