— Не-ет! — хлопнув ладонью по колену, решительно заявил политрук. Не до конца ты понял и чем-то недоволен. Уж раз пришел, так выкладывай все. Я играю в прятки только со своими ребятишками. А ты не мальчик…
— Хорошо, товарищ политрук, раз на то пошло, то скажу все, поднявшись, решительно проговорил Сорока. — Я честно признался, что есть моя вина, и большая. Заслужил я самого строгого наказания. Вы помните мою собаку Тигра, с которой я пришел на заставу? Знаете, как она работала! Двадцать километров тогда я преследовал нарушителей, сам притомился, а она хоть бы что — и взяла! А когда убили ее бандиты, я целый месяц места себе не находил, письма домой писать не мог… Шутки шутил, а на душе-то тоска была. А после этого мне Ойру подсунули… Сколько раз я говорил командиру отделения, что нет у ней ни чутья, ни выносливости! Сидишь на посту, а она сладко позевывает, словно взвару наелась и ко сну ее клонит. А тут рядом на канале бабы вальками хлопают, смеются, а она и ухом не ведет. Ну, хоть бы раз заворчала! Сержант говорит, что ее надо лучше тренировать. Пробовал. Никакого в ней зла нет. Она, наверное, старше моей бабушки, давно уже оглохла… Всем говорил, что негодная собака, а надо мной только посмеивались, думали, что я шучу и что после Тигра мне эта собака просто из каприза не нравится… Вот, может быть, через эту Ойру мне теперь с родной заставой распрощаться придется. Ну, были у меня промашки по дисциплине, это все правильно. А по службе в наряде я ответственность понимаю, товарищ политрук, и, если нужно будет, жизни не пожалею. Вот сержант Бражников сегодня хочет разбирать мое дело на комсомольском собрании, а ему тоже я не раз говорил, что у меня очень плохая собака. Может, сегодня исключат из комсомола и с заставы отчислят, но я знаю, что совесть у меня есть и она чиста. Может быть, я чего другого не понимал, а насчет службы я, товарищ политрук, всем сердцем служил! — взволнованно и горячо закончил свою речь Сорока.
После этого разговора Шарипову стало понятно, что с Игнатом Сорокой получилось не совсем ладно. Как и во всяком деле, нашелся острый уголок, на который он больно напоролся, а вместе с ним и они, начальники и воспитатели.
Успокоив пограничника, Шарипов пообещал детально во всем разобраться и поступить по справедливости. Одевшись, он пошел в казарму и, пригласив опытного инструктора, установил, что сторожевая собака по кличке Ойра, перед тем как попасть к Сороке, сильно болела и в значительной мере утратила чутье.
