Все эти особенности можно интерпретировать по-разному, однако факт: современная русская литература не геронтократична и у нее есть здоровый молодой подлесок. Вообще, в отличие от многих других сфер деятельности, в литературе нет демографического провала на графике, отражающем степень участия разных поколений в литературном процессе: и совсем зеленые новички, и зрелые авторы, и аксакалы представлены достаточно ровно. Это говорит о том, что кризиса в литературе — такого как в фундаментальной науке и армии — не было (или же он был быстро преодолен: разворот издательского бизнеса в сторону новых отечественных авторов, распространение Интернета и инвестиции получастных фондов в поощрение молодых авторов — премии «Дебют», «Неформат», семинар в Липках, — несомненно, способствовали этому).
Внушающее известный оптимизм «омоложение» и бурный рост вместо «смерти» и кризиса странным образом сочетаются с депрессивным ощущением неуспеха. Об этом можно было бы не упоминать, однако всем очевидно одно тревожное обстоятельство: современная русская литература неконвертируема; даже самые серьезные здешние землетрясения никак не регистрируются сейсмографами на главном литературном рынке планеты — англо-американском. Два исключения — Акунин и Лукьяненко — характерно-жанровые, поэтому ничего особо не меняют. Русские-авторы-никому-не-нужны, точка. Значит ли это, что ситуацию следует автоматически квалифицировать как неприемлемую?
Если иметь сколько-нибудь полное представление о нынешнем положении дел, то найдется немало оснований описать его, например, словосочетанием «блестящая изоляция». Современная русская литература — эндемик, со всеми плюсами и минусами этого статуса. Она развивается не по тем законам, которые работают практически везде. Так, вместо того чтобы фиксировать игру отражений и моделировать «психологии» уникальных личностей — как это делает в основном салонная, декоративная западная литература, — «высокая литература» в отечественном варианте главным образом занимается исследованием общества, кодированием национальной идеологии и проектированием образа будущего или, если воспользоваться образами из выдающегося (и абсолютно неконвертируемого) романа Владимира Микушевича «Воскресение в Третьем Риме» (2005), сохранением тайного знания, Софии Премудрости Божьей, Грааля; и это при том, что никакого госзаказа на подобную тематику сейчас нет и такой вектор никак не поощряется.
