– Мое предложение, наверно, звучит цинично, – начал Алексей, – но только в первом приближении… Словом, я опять предложил бы тебе выйти за меня замуж, но ты же не согласишься.
Маша, в состоянии, близком к истерике, отрицательно помотала головой.
– Ну вот… А в личной жизни у тебя полный раздрай. Это видно невооруженным глазом, да ты и сама что-то такое говорила. Я тебе не чужой человек. Мы столько лет дружили. Что плохого в том, если мы сейчас друг друга утешим, поддержим… Ну… не знаю, как еще это назвать… Вдруг у нас что-то получится? Ты же ведь на самом деле всегда хорошо ко мне относилась, только вот… влюбиться никак не могла. А что, если сможешь? Ты уж прости за натурализм, но мои женщины находили меня в постели очень даже ничего…
– Леш… ты вообще… ты соображаешь, что говоришь… – залепетала Маша.
– Соображаю. Я всю ночь сегодня об этом думал. О тебе. Спать не мог. В общем, так… – Задворьев порылся в кармане куртки, достал связку ключей и сказал: – Это ключи от моей квартиры. Я сейчас ни на чем не настаиваю и надоедать тебе не буду, но если решишься, приходи. Я люблю тебя, Маша, и ты об этом точно знаешь. Возьми… – И он протянул ей связку.
Маша по-детски спрятала руки за спиной.
– Возьми, Маша… – опять попросил он. – Это ни к чему тебя не обязывает. В конце концов, ты всегда сможешь выбросить ключи, например… в реку… в мусоропровод…
– Ты всем своим женщинам выдаешь ключи, чтобы… – начала Маша, но Задворьев ее перебил:
– Нет. Никому не давал. Только у соседей лежит связка на всякий случай.
– А Эльза…
– А Эльза нагло врет! Я не давал ей ключей. Сама, видно, как-то стащила из прихожей. Я ее выставил вчера еще и за это: за вранье и… по сути… кражу…
– Но она утверждала…
– Маша! Я никогда не напиваюсь до беспамятства. Я не давал ей ключей. Я это точно знаю! На вот, возьми. – Он бросил связку ключей ей на колени и сам открыл дверцу. – А теперь выходи. Не повезу я тебя на работу. Прости уж… Невмоготу тебя видеть, пока ты все не решила до конца. Вон там остановка 65-го автобуса. Довезет прямо до места.
Маша сгребла в кулак связку ключей, выбралась из машины, и Задворьев сразу уехал.
* * *
Дина Сергеевна сидела в кухне в состоянии крайней задумчивости. Все рушилось. Все, что она с таким трудом лепила собственными руками, разваливалось. Нет, она не влюбилась в этого молокососа Лешку, хотя в постели он был, безусловно, хорош и очень нежен. Она всегда помнила, что он годится ей в сыновья, а потому не могла со всей серьезностью относиться к их связи. Она понимала, что когда-нибудь на ее место заступит молодуха, и считала это справедливым. Но молодуха не должна быть со стороны! Дочка наконец разглядела Задворьева, что радовало. Тело Дины Сергеевны еще просило Лешкиных ласк, но она вполне могла побороть в себе это. И поборола. Она однажды пришла к соседу и самым откровенным образом предложила ему вместо себя Туську. У того, что называется, глаза вылезли на лоб.
