– А есть мы тоже будем чьи-нибудь глаза?
– Кухня у Димки традиционная, русская, – отозвался он и повел ее за локоть в зал… – Ну… пирожные он, конечно, делает в форме глаз… заливное тоже… А остальное – без прибамбасов. Все просто и вкусно.
Украшали небольшой зал тоже исключительно размещенные на стенах глаза. Они были сделаны из разных материалов: эмалевые, ярко расписанные, чеканные по меди другим металлом, ажурно выкованные из чугуна, тряпичные, бумажные, стеклянные, соломенные. В конце концов Дина Сергеевна устала пересчитывать варианты, тем более что заметила: Алексей собственных глаз с нее не сводит.
– Ну что ты опять на меня уставился? – спросила она и поежилась.
– Вы красивая.
Она оглядела его и ответила:
– Да ты тоже вроде ничего… Блондин такой кудреватый…
– Ага, как бы коротко ни стригся, вечно вьющиеся концы остаются. Еще смешнее получается – торчат во все стороны, как солнечные лучи. Я и перестал особо усердствовать со стрижкой! Как там в песне поется: «Кудри вьются до лица, люблю Ваню молодца!»
– И правильно сделал. Не стригись коротко. Тебе так идет.
– Ну вот и хорошо.
– Не знаю, Леша, что хорошо, что – нет… Запуталась я…
Он, ничего на это не ответив, подал ей меню в мягкой, вкусно пахнувшей кожей папочке. Она решительно отмахнулась:
– Нет-нет, я ничего в этом не понимаю… Выбери на свой вкус.
И он выбрал. Дина Сергеевна ела креветочный коктейль, потом какое-то удивительно вкусное мясо, запивая его терпким вином, названия которого даже не потрудилась узнать. Она чувствовала, что пьянеет. От обильной еды, от вина, от необычности обстановки и, главное, от присутствия Алексея, который продолжал жадно смотреть на нее. Собственно говоря, Алексей уже не казался ей Алексеем, то есть соседом, то есть мальчишкой, который вырос у нее на глазах. Рядом с ней за столиком сидел мужчина, которому она нравилась. Очень нравилась. Она ощущала исходящие от него призывные флюиды, или, как их сейчас называют, феромоны… что ли… А имя… Что ж… Рядовое русское имя… Алексеев в России – пруд пруди. Они могли бы жить в разных домах и даже на разных улицах. И тогда то, что он пригласил ее в кафе, вообще выглядело бы нормальным. Не стал бы он спрашивать ее, сколько ей лет. Она выглядит достаточно молодо, а он – старше своих тридцати, так что все казалось бы совершенно естественным… Но! Они всю жизнь прожили на одной площадке… И это отравляло… Что отравляло? Да все!
На этой отрезвляющей мысли Дина Сергеевна выныривала из состояния приятного опьянения, ужасалась тому, на что решилась, потом говорила себе: «Но я же все равно уже пришла…», и опять погружалась в расслабленность и негу. Наконец она вдруг заметила, что Алексей ничего не пьет. Это ее очередной раз отрезвило. Он за рулем, поэтому не пьет, но хорошего в этом ничего нет. Значит, его взор не закроет дурманная дымка. Он все будет делать трезво и расчетливо. Кроме того, он увидит все совершенно четко: и ее грудь, несколько обвисшую после кормления двоих детей, и несколько растяжек на животе. Дениска родился крупным, аж в четыре килограмма, вот кожа и растянулась. Да и вообще, она уже очень немолодая женщина с самым настоящим целлюлитом в определенных местах. И если под свитерком из ангоры и джинсами этого не видно, то… Хотя… он же сам сказал, что после кафе может доставить ее к детям. Но что-то ей не хочется к детям… Что она их, не видела, детей своих? Да каждый день видит… А Лешка… его она, конечно, тоже достаточно часто видит, но не в таком же качестве…
