— Молодец, биджё! Ай, молодец!!! — Выкрикивал директор цирка. — Вай, как ты меня удивил, дорогой! Дай я пожму тебе руку, мальчик!!!
Директор цирка… Он бросился к Кахе, продолжавшего стоять посредине манежа, протягивая к рукопожатию обе руки.
Да только Каха…
Он почему-то как-то сжался весь, спрятал руки за спину, и посмотрел на директора странным взглядом… Нет, не ожидал директор такого поворота!
Никак не ожидал!.. Он словно натолкнулся на стену!
Посмотрев на спрятанные от него за спину руки, он в одну секунду посуровел лицом, и произнёс с обидой в голосе:
— Тебе удалось удивить меня дважды, Кахабер Сосоевич!.. Первый раз тем, что ты умеешь делать с кинжалами — я такое видел лет сорок назад, ещё перед войной, и уже и не надеялся больше увидеть! И второй раз, когда ты, юноша, проявил такое неуважение к старшему!.. А я думал, что тебя воспитывали в наших, кавказских традициях… Жаль! Очень жаль, что я ошибся в тебе!
— Я… Простите меня, батоно! — Проговорил Каха. — Я вас очень уважаю!
— Тогда пожми мне руку, как настоящий мужчина!
— Я не могу…
И тут директор что-то заподозрил…
Он вплотную подошёл к парню, и требовательно произнёс:
— Покажи руки!
— Я не могу, батоно!.. — Каха как-то сжался, скукожился, словно чего-то до смерти боялся.
— Покажи мне свои руки, Кахабер! Сейчас же!..
Парнишка нехотя повиновался и протянул к директору цирка свои ладони…
Они были изрезаны множеством довольно глубоких порезов, а на ковёр манежа капали редкие, но крупными капли ярко-алой крови…
— Дайте бинты! — Рявкнул директор, и обернулся к Кахе. — Что ж ты молчал, идиот! Так же нельзя!!! Ты же всего себя изрезал! Мальчишка!!!
Общими усилиями Кахе перебинтовывали изрезанные руки, а он, смотрел в глаза директора цирка с немым вопросом. И такая была тоска и безнадёга в этом взгляде, что…
— Ладно! — Проговорил, в конце концов, старый жонглёр. — Ты действительно меня сегодня удивил, биджё!.. Хорошо… Я возьму тебя в труппу, и даже больше — у тебя будет собственный номер! Тот, который ты показал нам всем здесь сегодня!.. Так что приходи, Кахабер Сосоевич, ты принят!
— Ур-ра-а-а! Ур-ра-а-а!!!
Кричать от радости у Кахи в тот момент не получилось — у него, как говорят в Одессе, от нахлынувших эмоций «дыхание в зобу спёрло»! И даже наоборот — Кахе почему-то захотелось зарыдать во весь голос…
За него сегодня кричали артисты цирка и его отец…
— Но!!! — Директор оставил за собой «последнее слово». — Приходи тогда, когда у тебя полностью заживут руки! И ни днём раньше!
