— Вот это так да!..
Редакция возбужденно зашумела. Князь вышел к Мише и вместе с ним занялся подбором цензурных безобразий губернаторской канцелярии. Букет получался весьма пышный. Миша, оглянувшись на редакторскую, где гудели голоса сотрудников, тихонько сказал князю:
— Алексей Сергеевич, мне надо бы поговорить с вами по очень серьезному делу… Пойдемте в экспедицию…
Он никогда не говорил князь, считая это отжившим предрассудком, но все же к князю относился с большой симпатией, потому что и шляпенка у князя была старенькая, и брючонки дешевые, и твердо служил он народному делу, хотя и совсем не так, как было нужно Мише. И неприятно было Мише, кроме того, что в скромной квартирке князя по стенам висели помутневшие, точно прокопченные, портреты его предков в париках, панцирях, пышных плащах, с дланью, простертою вперед, со свитками их трудов, со шпагами… Миша поражался, как такой умный человек может утешаться такими портретами: в конце концов все произошли ведь от обезьяны.
— В чем дело? — взглянув на его бледное и серьезное лицо, проговорил князь, когда они вышли в соседнюю комнату.
— Но все это должно быть строго между нами, Алексей Сергеевич… — сказал Миша, волнуясь. — Вы даете слово?
— Даю, даю… — засмеялся князь. — Вот заговорщик!
— Нет, Алексей Сергеевич, это очень, очень серьезно… — сказал Миша. — Это ужасно… но я видел своими глазами…
Он даже задохнулся немножко от волнения.
— Да в чем дело?
— Вчера поздно вечером я видел совершенно случайно, как наша Нина Георгиевна под густой вуалью вышла от полковника Борсука…
— От жандарма? — тихонько воскликнул князь.
— Да.
Князь громко расхохотался — чего с ним никогда почти не бывало — и все повторял:
— Ах, комик! Вот комик!.. Ну уж подлинно, что у страха глаза велики…
— Я вас предупредил, Алексей Сергеевич, что это очень серьезно… — повторил Миша сердито. — Я своим глазам не поверил, но все же это так.
— Миша, милый, вы наяву бредите! Подумайте: жена Мольденке, одного из активнейших вожаков левого крыла Думы… Да побойтесь вы Бога!..
— В чем дело? — прозвучал мелодичный голос Нины Георгиевны. — Вы так смеетесь, князь, что мне прямо завидно стало…
— Нет, у нас тут свои дела… — не глядя на нее, холодно отвечал Миша.
Она пристально посмотрела на него, но ничего не сказала. Князь все смеялся и трепал по плечу Мишу. Тот зло хмурился. Петр Николаевич, выйдя в темную соседнюю библиотеку, прыскал осторожно из пульверизатора себе на руки: он побаивался туберкулеза Евдокима Яковлевича, с которым он только что простился за руку…
