Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами | страница 13



Что же все-таки произошло на самом деле? И почему?

3

Чары Витгенштейна

Я встретил Бога. Он прибыл поездом в 5:15.

Джон Мейнард Кейнс

Он очаровывал.

Фаня Паскаль

Честное и беспристрастное сравнение наших антагонистов — задача не из легких. Она осложнена удивительной способностью Витгенштейна очаровывать людей и властно приковывать к себе внимание на целые десятилетия.

Эти чары до сих пор отражаются в блеске глаз и волнении духа его бывших учеников, когда они, вспоминая учителя, признаются, что он по сей день имеет власть над ними. Отчасти очарование Витгенштейна кроется в его загадочных высказываниях, влекущих за собой бесконечные толкования и перетолкования. Отчасти — в сложности его личности, запечатленной в воспоминаниях и комментариях, в «неотразимом сочетании монаха, мистика и механика», как пишет ученый-литератор Терри Иглтон, автор пьесы и романа о Витгенштейне.

Образ Витгенштейна как фигуры религиозной, провидца, почти святого, страдальца за человечество проходит через целый ряд текстов о нем — как документальных, так и художественных. Витгенштейн говорил экономисту Джону Мейнарду Кейнсу, что в двадцатые годы бросил философию и стал учительствовать в деревенской школе в Австрии, потому что боль, причиняемая преподаванием, затмевала собой страдания от занятий философией — как очень горячая грелка, прижатая к щеке, на время заглушает зубную боль. Эрнест Геллнер, философ и специалист по социальной антропологии, саркастически замечает, что «Витгенштейн удостоился места в философии за свои страдания». В терминах еврейской традиции Витгенштейн — это цадик-отшельник, мудрец пустыни. В одном романе о нем так и сказано: «пустынный мистик, живущий хлебом, дождевой водой и безмолвием».

Но ограничиться этими характеристиками означало бы впасть в серьезное заблуждение. Ведь воспоминания открывают нам и другого Витгенштейна — энергичного, стремительного, властного. И друзья, и враги описывают его в выражениях, далеких от умеренности. Да и количество упоминаний о Витгенштейне в литературно-художественных произведениях отнюдь не философского характера безоговорочно подтверждает, что этот человек и через много лет после смерти владычествует над умами. Чтобы разгадать секрет этого очарования, возможно, стоит посмотреть на Витгенштейна как на представителя литературного мира, которая помещается в дискурс таких авторов, как Пруст, Кафка, Элиот, Беккет, с той же легкостью, что и в рамки философского исследования.