Афинский яд | страница 3



в доме Манто

Кибела: пышногрудая девушка, рабыня-порна в доме Манто

Трифена: содержательница дорогого публичного дома

Фисба Фиванская: флейтистка, порна, собственность дома Трифены

Клеобула: острая на язык рабыня-порна в доме Трифены

Фрина: знаменитая гетера, первая красавица Афин

Ликена: гетера, дочь спартанки с Киферы

Эвбул: молодой человек благородного происхождения, который принимал участие в пирушке у Трифены

Калипп из Пеании: молодой деревенский житель, гость на пирушке у Трифены

Аристогейтон: человек спартанских привычек и идеалов, мечтающий очистить Афины от скверны

Гиперид: прославленный и любимый афинянами оратор, шестидесяти одного года

Ферамен: доверенное лицо Аристогейтона, добывает свидетельские показания для суда над Фриной

Архий: актер из Италии, шпион и охотник за беглыми, пользующийся покровительством Антипатра

Хрис: кузнец с замашками скульптора

Гермодор: гражданин с замашками философа

Миртил: юный гражданин, пользующийся дружеским расположением Гермодора

Пракситель, сын Кефисодота: стареющий, но полный сил скульптор

Тимарх, сын Праксителя: подмастерье, помощник отца

Сикон: дюжий раб с клеймом и железным ошейником, служит Ликене

Эфипп с Ликабета: угольщик, который сдает внаем мулов

Магистрат из Ахарн

Молю: услышь меня, о лучезарный Аполлон! Рассей мрак и невежество — пособников бесславной смерти. Да зальет свет твой великие Афины! О мрачная Мельпомена, Муза Трагедии, помоги мне поведать эту темную повесть о тайном отравлении и отчаянных деяниях.

Но да не забуду я вознести благодарственные молитвы и воспеть хвалу великой и славной Афродите, золотоволосой и вечно веселой, а также призвать на помощь светлую Эрато, чья звонкая лира поет о любви.




I

Орудия и механизмы

— Ареопаг готовится к очередному суду, — сообщил Аристотель. — Мне думается, ты захочешь пойти. Среди дел о злоумышленном нанесении ран попадаются весьма любопытные. Хотя в этом, на первый взгляд, нет ничего особенного: двое граждан, поспорив из-за наложницы, устроили драку в публичном доме.

— Это никуда не годится, — невпопад ответил я. Возможно, не хотел вспоминать о верховном суде Афин, с которым судьба столкнула меня несколько лет назад. А может быть, просто извинялся за свой обед — и, признаться, не без оснований. Мы сидели у меня в андроне: с раннего детства я привык считать эту комнату на мужской половине дома лучшей, а потому всегда принимал здесь гостей, не принадлежащих к членам семьи. И лишь теперь я вдруг понял, что предмет моей гордости являет собой откровенно жалкое зрелище: поблекшая, кое-где даже треснувшая краска на стенах, пыльные ножки столов… Эти и прочие мелочи недвусмысленно указывали на то, что здесь очень не хватает глазастой и расторопной хозяйки.