Что же до Чарли Оссининга, то он несколько опоздал.
Чарли вышел из кэба и медленно обошел разрушенное здание. Как могла фабрика за несколько лет превратиться в такие развалины! Когда-то это была настоящая крепость: внушительные кирпичные стены, крепкая сводчатая крыша, а ныне остались одни руины. Даже с улицы было видно, что б здании случился пожар: оконные рамы обуглены, повсюду валяются обломки обрушившейся кровли. Дверей как таковых не имелось, окна зияли пустыми глазницами, деревянные перекрытия или безнадежно обгорели, или были растащены. Здание не было приспособлено для жилья, но все эти годы заброшенности и запустения в нем находили приют люди – нищие, бродяги, безработные, а во время индустриального бума 1902–1903 годов – и работяги, которым не досталось квартир. Все они оставили после себя следы жизнедеятельности. Повсюду валялись аптечные склянки, консервные банки, кости, обрывки газет и журналов, а также более серьезные предметы обихода: стиральная доска, письменный стол с проломанной столешницей и без ящиков, ботинок, носок, остов зонтика. И под всем этим лежал густой слой битого стекла.
Сколько сил и труда потрачено зря! Когда-то в школе Чарли учил наизусть стихотворение про каменные руины, поверженные во прах. Вот и здесь было то же самое. Полная безнадежность. Полная. У Оссининга упало сердце. Он часто-часто задышал и, несмотря на порывы ледяного ветра, покрылся испариной; по спине пробежал противный липкий холодок. Чарли вдруг испугался. За миссис Хукстраттен, за себя. Вот это место Бендер выбрал для их будущей фабрики? Вот отсюда начнется триумфальный марш «Иде-пи»? Чарли вдруг засомневался: понимает ли Бендер, что делает? В своем ли он уме, наконец?
Первым побуждением Оссининга было немедленно повернуться и поехать к Бендеру, сказать тому, чтобы и думать забыл об этой развалюхе, уж лучше начать строительство фабрики с нуля. Однако болезненное любопытство археолога влекло его пробраться сквозь эти завалы в соседнее помещение и взглянуть на печь. Когда он подошел к двери, из темноты вылетела птица – или это была летучая мышь? В углу что-то (крысы?) зашуршало. Потом все стихло. Повисла жуткая, гнетущая тишина.
Сохранились только две огромных трехэтажных печи. Они возвышались над руинами – ржавые, побитые, облепленные ласточкиными гнездами и пожухлой листвой, накопившейся за шесть лет. Но, как ни странно, вид это все имело значительный и наводило на размышления. Оссининг долго стоял в благоговейном трепете перед мощными агрегатами; в эти мгновения он и вправду чувствовал себя археологом, искателем сокровищ, попавшим в чудесный замок и обнаружившим там несметные богатства. Здесь все начиналось, здесь все рождалось: хлопья, деньги, золото, автомобили и экипажи, библиотеки, винные подвалы и бильярдные столы – одним словом, все то, о чем Чарли мечтал (а ему очень хотелось все это иметь, особенно бильярдный стол). И обязательно библиотеку. Не сказать чтобы он был большим любителем литературы – так, почитывал дешевые романчики: Ник Картер, Фрэнк Рид, Уоллес Большая Нога и тому подобное. Но библиотеку ему хотелось – на полках книги в кожаных переплетах с тисненными золотом корешками, в хрустальном графине бренди «Отар Дюпюи» 78 года. Все это совершенно необходимо джентльмену, бизнесмену, миллионеру и хлопьевому магнату; Оссининг готов был поспорить, что у Ч. У. Поста подобного добра сколько хочешь – и бильярдных столов, и английских костюмов, и библиотек, и лимузинов, и конюшен, и еще разных прочих чудесных штуковин, о которых Чарли представления не имел. А все благодаря этим вот агрегатам. Даже на печатные станки государственного казначейства Оссининг вряд ли взирал бы с большим благоговением.
