– Правда, они прелестны? – прошептала мисс Манц.
– Кто? Олени?
– Да. Такие грациозные. Они – органичная часть природы, которую мы уродуем своими ружьями, сетями, изгородями, шоссейными дорогами, кирпичными домами… А они – они на своем месте.
Лайтбоди от души с ней согласился, хоть в душе и причислял бедных животных к Келлоговым пропагандистам, а от одной мысли о стейке из оленины (сочном, обрамленном кружочками морковки и лука, спрыснутом тимьяновым маслом) у него потекли слюнки.
– Да, чудо как хороши, – сказал он вслух.
Теперь, когда у них с мисс Манц завязался разговор, поневоле полезли в голову мысли о печальном. Чем она, собственно, больна? Это смертельно? Заразно? Он знал, что Шеф строго-настрого запрещает пациентам говорить о болезнях, поскольку это называется «негативное мышление», но любопытство возобладало. Откашлявшись и глубоко вздохнув (холодный воздух пробрал его до самого копчика), он начал:
– М-м, мисс Манц… Извините, что спрашиваю… Просто любопытно: что может понадобиться юной девушке в этом лечебном заведении? Не сочтите за грубость, но чем вы, собственно говоря, больны?
Возникла пауза. Потом мисс Манц повернулась к нему, и он увидел, что лицо ее потускнело, радостное возбуждение померкло, впитанное порами зеленого лица.
– Вы же знаете, нам не следует говорить о болезнях и симптомах. Но вам простительно, вы новенький. К тому же мне нравятся ваши глаза. И ваш нос.
От этой информации Уилл поневоле вздрогнул. Ей нравятся его глаза и нос! Разумеется, он женатый человек… но все же выслушать такое было приятно.
– Доктор Келлог называет это «обмен симптомами». Он говорит, что пациенты ни в коем случае не должны уподобляться старым кумушкам, судачащим о своих болячках.
– Это верно. Но раз уж вам нравятся мои глаза и нос, мисс Манц, и раз уж мы познакомились… Должен признаться, что меня очень беспокоит ваше здоровье. Ведь без вас я совсем пропаду за нашим столом, угодив на растерзание миссис Тиндермарш и этому болтливому англичанину. Успокойте меня – надеюсь, ваша болезнь не слишком серьезна?
Уилл испугался, не зашел ли он слишком далеко, и изобразил такую широченную улыбку, что десны заломило от холода. Почему-то ему очень захотелось, чтобы мисс Манц непременно о себе рассказала. В конце концов, они – двое несчастных больных, поверяющих друг другу сокровенные секреты. Что же в этом дурного?
– У меня вот желудок больной, – проявил инициативу Уилл. – Вот почему я здесь. Не могу есть, не могу спать. Как будто целая сотня маленьких шахтеров устраивает у меня в животе факельное шествие.
