В ресторане стоял неистребимый аромат прогорклого жира, прокисшего пива, пота, дешевых сигар и умопомрачительного шестнадцатиунциевого стейка, поджаренного на сковороде с лучком. Бендер сидел один за столом, спиной к двери, кувшин с пивом был наполовину опустошен, на тарелке лежала косточка от бифштекса.
– Бендер, – рявкнул Чарли, сделал несколько огромных шагов по кафельному полу в черно-белую клетку и хрипящим от ненависти голосом спросил: – Где вас черти носили?
Бендер издал приветственный возглас и шумно поднялся, опрокинув при этом стул, – ни дать ни взять морской лев с каменистого калифорнийского берега, бросающийся на врага.
– Чарли, мой мальчик, – восклицал он, будто вправду был страшно рад встрече. – Садитесь, садитесь.
Бендер повторял каждое слово дважды, и Оссининг не мог не заметить, что под маской грубоватого добродушия таится с трудом скрываемое возбуждение.
– Берите стул, берите стул, садитесь, садитесь, мои мальчик, мой чудный – мой расчудесный – мальчик, а также деловой партнер.
Партнер садиться не стал. Бендер не ответил на вопрос, и Чарли не желал спускаться с высоконравственных позиций на грешную землю.
– Где вас черти носили? – снова спросил он. – У нас ведь была назначена встреча, разве нет? В одиннадцать? Я ждал вас полтора часа на этих проклятых развалинах, продрог до костей!
– Сядьте, Чарли, не устраивайте сцен, – прошипел Бендер.
Он снова заговорил властным тоном, лицо обрело прежнее выражение спокойствия и безмятежности. Они уселись за стол. Бендер налил Оссинингу пива.
– Вы ели? Голодны? – спросил он.
И, не дожидаясь ответа, он с важным видом повернулся и подозвал официанта звучным солидным голосом, словно какой-нибудь провинциальный актер, играющий в шекспировской трагедии.
– Итак, – не желал сдаваться Оссининг. – Я жду объяснений. Знаете, Гудлоу, если уж мы будем партнерами, то давайте сию же секунду договоримся о кое-каких вещах, например…
Бендер не дал ему договорить.
– Чарли, Чарли, Чарли, – пропел он – такой солидный, по-отечески добродушный, умудренный опытом прожитых лет и былым баснословным богатством («К тому времени, когда мне исполнилось тридцать, я успел дважды побывать миллионером и дважды обанкротиться», – Бендер рассказывал об этом Оссинингу тысячу раз). – Я прошу прощения. Искренне. Сказать по правде, у меня совсем вылетело из головы. – Он поднял руку, предупреждая возможные протесты. – Фабрика – это семечки, Чарли. Подвернулось кое-что получше. К черту эту полусгоревшую развалину и еще двадцать таких в придачу.
