Рассказывали, что Арина с детства воспитывалась в доме Симеона, что взял он ее к себе по договоренности с Годуновыми после смерти ее родителей. Еще рассказывали, что любил Симеон Арину как дочь родную и, когда пришла пора выдавать ее замуж, не нашел в себе сил расстаться с ней и выдал за своего сына убогого. Что любил Симеон невестку, в этом ни у меня, ни у окружающих никаких колебаний не было, а вот что как дочь родную, в этом я сильно сомневаюсь. Нет, вы не подумайте чего такого, это — грех смертный, а князь Симеон был человек богобоязненный, да и Арина была женщиной, несомненно, добродетельной и благочестивой, но бросал иногда Симеон на невестку взгляды откровенные или вдруг поглаживал ее нежно в местах неположенных, так, как я с княгинюшкой моей никогда на людях себе не позволял, скажем, ручку с внутренней стороны, там, где пульс бьется, или шею за ушком. Сему поведению неподобающему не может быть никаких извинений и оправданий, но замечу, что хороша была Арина, даже не то слово! Высокая, дородная, белолицая, смотрелась она истинной красавицей не только рядом с мужем своим, терявшимся у нее под мышкой, но и в окружении боярынь своих, доказывая собой, что истинная красота может иногда и в худородных семействах являться.
Коли уж зашла об этом речь, не могу с прискорбием не сказать, что князь Симеон был весьма невоздержан к женскому полу, так что нескромные взгляды и жесты в сторону невестки были, возможно, не свидетельством его грязных поползновений, а лишь непроизвольными проявлениями его неугомонной в похоти натуры. Не раз хвастался он прилюдно, что растлил за свою жизнь тысячу дев. В это можно поверить, его вотчины представляли ему для подвигов этих достаточно материалу, а если разложить это количество на долгие годы трудов, то и подвига никакого не остается — двух дев в месяц не набегает. Меньше верится в рассказы о тысяче сыновей, для этого надо много больше усилий приложить. Замечу лишь, что, когда случилось мне проезжать через симеоновские тверские вотчины, видел я там немало крестьян высоких, статных и горбоносых, заметно в кругу односельчан своих выделявшихся, так что если и прихвастнул Симеон, то не намного. К чести его, детей своих незаконных он не душил, как некоторые изверги, кои при этом имеют наглость ссылаться на церковные установления, но и к себе не приближал и, не зная их, не делал между ними никаких различий. Отдавая их в мир, он поступал как рачительный пастырь, приумножая народонаселение своих вотчин и не обременяя державу.
