– Неужели нельзя аккуратнее! – послышался нервный окрик владелицы квартиры.
– Ай, хозяйка, зачем ругаешься? – хором ответили два черноволосых рабочих. – Кирпич упал, мешок упал! Этот дом, как у султана дворец, тысячу лет простоит.
– И все-таки осторожнее! Доброе утро, Лидочка! Доброе утро, соседи!
Лида оглянулась: в коридоре стояла мама в ночной сорочке, с сумкой в руках и кое-как обряженные дед с папой.
– Доброе!.. – нестройно ответили Гречинины.
Лида одернула халатик и с облегчением заметила:
– А-а, это у вас ремонт?
– У нас ремонт, я бы сказала. Надеюсь, наши стахановцы до вечера перекроют эту берлинскую стену. Да, орлы? Проход замуровываем.
– Какой проход? – вздрогнули Гречинины.
– Между вашей долей и нашей.
– Погодите! – вскрикнули Гречинины. – В каком смысле? А где же? А ходить как?
– Через свою дверь, – сообщила хозяйка. – Через окно ведь не будете лазить? У Лидии будет отдельная жилплощадь, радоваться надо. В доме давно делят коммуналки, кто на две, а кто и на три квартиры. Наша будет номер 8, а ваша – 8а. Перепланировку я уже узаконила, как шавка всю Москву обегала.
– У меня будет своя квартира? – растерянно спросила Лида.
– О господи! Лидия, вы меня не слушаете? – сказала дама воспитательным голосом. – Да, своя!
– Это что же, дверь пробивать придется? Хорошо, конечно… Но позвольте, а уборная? – загомонили старшие Гречинины.
– Ничего не надо пробивать, дверь там с 1947 года, через нее деда моего в четыре утра на Лубянку увели, – деловито сообщила хозяйка. – Туалет в коридоре выгородите, все так сделали, и верхние соседи, и нижние.
– У меня есть дверь? – изумилась Лида. – Где?
– Там, в вашем коридоре, обоями заклеена.
Гречинины снова загомонили, обогнули «свою»
комнату по узкому темному проходу и, действительно, обнаружили в торце коридора заколоченное фанерой, загороженное хозяйственными полками окно и дверь, законопаченную под слоем обоев и газет драными телогрейками.
– Ну дела! Это мы чего, Лидушке целую квартиру приобрели? – воскликнул папа.
– Да, вот так вот! Центральный административный округ, между прочим, не какое-нибудь Бирюлево-товарное! Себе в убыток продала, – посетовала дама. – Надеюсь, зачтется…
– Вот дела… – в унисон повторил дед и хмыкнул. – Везет дуракам и пьяницам.
Мама горячо перекрестилась.
Лида стояла с выпученными глазами и слушала, как за стеной страстно воркуют голуби.
