«Может, вы как-то сможете продолжить наше движение?» – почтительно спросила она парашют, задрав голову.
Парашют взглянул вниз. Любины тонюсенькие русые брови были испуганно изогнуты домиком. Между ключиц, в яремной ямке, тревожно билась жилка. Парашют качнулся и великодушно поплыл к берегу.
«Спасибо!» – искренне поблагодарила Люба.
Поравнявшись с чайками, Люба извинилась и перед ними:
«Конечно, мои песни еще не совершенны. Я постараюсь петь потише. Простите, что потревожила».
Чайки умилились.
«Что вы, Люба, пойте сколько влезет!» – Главарь взглянул на Любин редкой красоты нос уточкой, на выгнутые птичьими лапками ступни, на торчащие, как пух, волосы и пробормотал: «Ничего, симпатичная»
Тучная чайка жалостливо подумала: мало того что летать не может, так еще и ходить, и зашмыгала носом.
«Стебель как лебедь. В нем все готово к взрыву. И ссадины не случайны, и я лечу к обрыву!» – неожиданно с удовольствием заголосила чайка Любину песню, вспомнив про свою несчастную любовь прошлого охотничьего сезона.
«Ой, не думала я, не гадала, что эдак моя жизнь окончится, – то ли не заметив возобновившегося движения, то ли обрадовавшись возможности лишний раз громко пострадать, продолжала причитать коляска. – На дне морском, в страшной мучительной водянке».
Инвалидное кресло-коляска полагало себя великомученицей. Оно любило думать о том, что беззаветно посвятила жизнь Любе: осталась рядом с ней, забыв о своей личной женской судьбе.
…«Ведь не слушает никогда, что ей говорят! – испуганно забормотала коляска, увидев, что парашют стремительно несет ее и Любу к другому берегу озера. – Ужас, чайки даже отстали».
Чайки действительно сменили направление полета. Вид Любы – без ног, без крыльев, без клюва, но такой доброй и смелой – подействовал на маршрут птиц. Они, честно говоря, летели в надежде поживиться новорожденными утятами чирков и крякв да закусить свежими мальками. Но решили, что пока вполне обойдутся тиной и выброшенными на берег дохлыми синцами. А насчет утят… Решено было дождаться, пока они подрастут, и тогда уж в честной справедливой конкурентной борьбе на равных биться за рыбную добычу. Более того. Вскоре чайки примкнули к рядам защитников живой природы и стали бороться с производителями и продавцами пухо-перьевых изделий. Стремглав налетев стаей на городской рынок, они гадили на китайские куртки-пуховики, подушки и перины. «Опять чайки товар обосрали!» – возмущались торговцы. К сожалению, люди не понимали их высоких устремлений. Но так уж устроен мир: творя добро, приходится гадить.
