Но саманкульский соловей вернулся ни с чем. Матвей Денисович опустился на стул, налил себе кофе и отправил в рот бутерброд с икрой. А потом и с семгой. Все с тревогой наблюдали за его наглыми манипуляциями.
– Дежавю, – объяснил Силютин свое разнузданное поведение.
– Что? – насторожились коллеги.
– Все это со мной уже было. И не так давно. Вчера! Вчера я точно так же бродил по берегу и искал. Но не Лунского, а Ингу…
– Матвей Денисович, – испуганно прошептала Агнесса и закрыла рот рукой. – Вы хотите сказать…
– Господа! – трагически оповестил Силютин. – Наш любимый шеф, наш драгоценный начальник тоже исчез!
Маша открыла дверь. На пороге стояла Брунгильда. Она выглядела очень грустной. Тоскливое выражение глаз подчеркивалось ярко-розовыми тенями – глаза казались воспаленными от слез. Зато волосы у девушки были почти естественного цвета – лиловыми. Это, несомненно, свидетельствовало о личностном росте Брунгильды: зеленый и фиолетовый она оставила в прошлом. Мария даже надеялась, что наступит светлый день, и она увидит знакомую, перекрашенную в каштановый цвет. Да и ресницы у нее будут черными, а не изумрудными, как сейчас, например.
– Драствувать, – вежливо поздоровалась Брунгильда.
Русский ей не поддавался. Английский – подозревала Маша – тоже. Потому что, когда Брунгильда, устав от односложного общения на великом и могучем, вдруг срывалась на сумбурную английскую речь с вкраплениями французских и итальянских словечек, понять ее было трудно. Произношение Брунгильды было так же далеко от оксфордского, как Магадан от Парижа.
Национальные корни Брунгильды оставались нерассекреченными. Валдаев заявлял, что в подруге, как в хорошем коктейле, смешана румынская, гавайская и шведская кровь. Каким образом он сумел различить подобные нюансы, оставалось загадкой. Маша, однако, думала, что Брунгильда англичанка, или француженка, или голландка. Или, на худой конец, немка. Или даже итальянка. Да, размышлять об этом пестроволосом и глазастом чуде можно было бесконечно.
До встречи с Валдаевым, как тот объяснил друзьям, девушка колесила по Европе, вела праздный образ жизни, подвизалась в акциях «Гринпис», участвовала в парадах феминисток, трансвеститов, лесбиянок и знатоков ирландской культуры. Иными словами, тунеядствовала.
Зато в России судьба жестоко посмеялась над свободолюбивой европейкой. Валдаев бесчестно эксплуатировал девицу, упиваясь ее молчаливой любовью. Брунгильда влюбилась в сыщика как кошка. Наверное, именно это сейчас и нужно было Александру, потому что месяц назад его возлюбленная Пульсатилла бесследно исчезла. Отгоревав по утраченному персидскому сокровищу, Валдаев в конце концов понял, что вывезенная из Европы рабыня представляет собой полноценную замену.
