Солнце всходит в расщелине между облаками, плывет по тюремной стене, согревает мое лицо, это просто награда первому на этом дворе человеку. Утро – это лучшее время дня, особенно в этом месте, как только дверь отпирают – и я уже на улице, после проведенных взаперти четырнадцати часов естественный свет ослепляет, жесткий воздух разжижает мрачные испарения ночной смены. Холодно, несмотря на тянущиеся солнечные лучи, приближается зима, и я крепче запахиваю куртку, прячу руки, стою, подняв голову к небу. В Семи Башнях нет нормального личного пространства, ты можешь только выхватить себе странный редкий момент одиночества и насладиться им. Я уперся в выступ, окаймляющий тюремный корпус, ногами к земле, спиной к степе, и я чувствую себя хорошо, я любуюсь поднявшимся сияющим солнцем. Сегодня исполнился месяц моего пребывания в Семи Башнях, и я выжил, я стоял за себя и быстро учился, я избегал этих ничтожных забияк, которые могут закончить разговор ударом ножа, и, за исключением урчания в животе, я здоров, я бдителен; и я смог приспособился к ритму тюремной жизни. Самая страшная битва – это та, которая происходит в голове каждого заключенного, и она непрерывна.
Высоко над тюрьмой плотным клином летит стая гусей, они направляются на юг, вслед за солнцем, шеи вытянуты, а клювы пронизывают воздух. От их криков я покрываюсь гусиной кожей, я восхищен синхронными движениями их крыльев. Их перья застывают на солнце, и они превращаются в волну сияющих Б52, безжалостная сила ведет их вперед, и вместо бомб они сбрасывают семена, сеют жизнь над смертью. Очень скоро они исчезают, скрываются за внешней стеной, и я грущу, но благодарен за то, что мельком увидел свободу, я сосредотачиваюсь на облаках и заставляю себя полюбоваться их строением и формами, вариациями оттенков черного, серого и штрихами грязно-белого, по облака плывут бесцельно, а гуси летят в определенном направлении, а такая особенность – большая редкость. Ты загнан во двор или в камеру, у тебя есть несколько видов или звуков, небо – это наше окно в мир. Я все еще в хорошем настроении, я наслаждаюсь тишиной. Долго эта тишина не продлится.
Шум растет и утихает, в зависимости от настроя наших парней и времени суток, но вообще-то этот гвалт более-менее неизменный. Разговоры, смех, крики и пение, а когда мы спим, мы храпим, кашляем, пердим и гавкаем во сне, как собаки, шепот бессонницы или шизофрении, скрип кроватей и крысиная грызня за зеленой дверью, те же подавленные всхлипывания, как и в полицейском участке. Тиканье тюремных часов слито со звуками мужского жития, постоянное щелканье четок. У большинства заключенных вокруг запястий обмотаны маленькие цепочки, пластмассовые четки ездят туда-сюда, туда-сюда, снова, и снова, и снова, у каждого – своя скорость, своя интенсивность. Мне не нужны эти четки, у меня есть мой талисман, и он держит меня в тонусе, напоминает о лучших временах.
