– Я хочу посмотреть, как ты танцуешь, – вдруг проговорил Алекс, не открывая глаз, и я удивилась:
– Ты сто раз видел.
– И еще сто раз могу. Почему ты вечно упрямишься, Мэри? Тебе так сложно сказать «да»?
Вместо ответа я поцеловала его, и он рассмеялся:
– Могу расценивать как согласие?
– Можешь. Но не сию секунду. Я умираю от голода.
И мы отправились на кухню: желания выходить из дома и ехать куда-то в ресторан не было ни у него, ни у меня.
Еще одно не давало мне покоя. Марго. А потому, дождавшись, когда после ужина Алекс уснет, я, стараясь не шуметь, набросила джинсы и майку и выскользнула из квартиры.
Спустившись на этаж, где жила Марго, я позвонила в дверь. Открыли мне не скоро, и я уже начала беспокоиться – не случилось ли чего с моей подругой. Но вот она наконец показалась в полуоткрытой двери и, увидев, что это я и что я одна, пригласила войти.
Я почему-то чувствовала себя виноватой, как кошка, стащившая кусок рыбы с хозяйской тарелки. Однако Марго безмятежно улыбалась и, как ни в чем не бывало, принялась хлопотать у стола, наливая чай и нарезая пирог с капустой:
– Ты очень кстати, сейчас пирожка поешь, свежий совсем.
– Самое время, ага, – буркнула я, понимая, что отвертеться не получится, и придется есть пирог, хотя на часах над столом уже первый час ночи. – Марго… – начала я, устроившись в углу и притянув к себе чашку с чаем. – Мне надо тебе кое-что объяснить…
– Мэрик, я не буду ничего обсуждать, – мягко, но решительно сказала Марго. – Не буду. Я очень рада, что у тебя все хорошо. Вы оба наконец-то обрели то, что необходимо каждому из вас.
– Да ни хрена не хорошо у меня! – рявкнула я так, что Марго от неожиданности уронила сахарницу. – Ни хрена не хорошо! Я его боюсь – он знает что-то такое, что касается меня, и не говорит! И знаю, что сейчас я ему просто зачем-то нужна, не лично я, Мэри, а как объект! Когда все закончится, он уйдет, исчезнет, а я примусь вытаскивать иголки из души – как всегда! Я не могу, понимаешь – не могу больше, мне страшно, больно и плохо!
Марго невозмутимо подметала сахар и синие фарфоровые осколки и, казалось, не слушала моего крика. Аккуратно ссыпав содержимое совка в ведро, она вымыла руки, села напротив меня и проговорила совершенно спокойно:
– А я тебе сто раз говорила. Сто раз, Мэри. Но ты упорно кричишь – нет, вернись к нему, живи с ним, Марго! А сама чего ж не хочешь, тем более что он предлагает? Боишься? Ну, вот и я боюсь.
– Марго… я знаю, что не должна говорить этого, но раз уж мы тут именно о нем говорим… Понимаешь, есть еще кое-что, – я закурила и посмотрела в спокойное лицо подруги, выражавшее только заботу обо мне – и ничего больше. – Он тебя любит, Марго. Любит. И так будет всегда. Ты не думай, я ему сказала сегодня то же самое…
