Наконец эсэсовцы ворвались в то, что оказалось системой траншей. Внезапно фон Доденбург оказался лицом к лицу с бельгийским солдатом. Он узнал шлем времен Первой мировой. У его отца был такой же в кабинете. Инстинктивно он выстрелил, хотя человек поднял руки, сдаваясь. Солдата отбросило назад, его живот был разворочен выстрелом, сделанным практически в упор. В следующий момент он опрокинулся и вытянулся во весь рост, его нога запуталась в колючей проволоке.
В то же самое мгновение Метцгер нажал на спусковой механизм огнемета. Из дула вылетел огромный язык пламени, и два вражеских солдата, возникшие в двадцати метрах от них, моментально превратились в живые факелы. Один сразу же упал на землю, страшно корчась. Другой продолжал бежать вперед, ослепший от огня, его вытянутые вперед руки ярко пылали. Внезапно он упал на землю, и его почерневшая голова осталась лежать в луже мерцающего огня. Шульце рванул вперед.
— Вперед, — задыхаясь, прокричал он. — Мы уже почти добрались!
Двое эсэсовцев пробежали мимо брошенного пулемета. Из щели высунулось широкое темнокожее лицо. Толстые губы пробормотали что-то на ломаном французском языке. Фон Доденбург мог только разобрать слово «пощада». Но в порыве кровавого бешенства[39], объявшего его, он не ощущал никакой жалости. Он выстрелил в конголезца, и черное лицо исчезло, разлетевшись кровавыми брызгами.
Путь вперед был перекрыт маленьким бункером. Сначала они решили, что он брошен, но внезапная очередь, которой был убит роттенфюрер прямо за спиной фон Доденбурга, доказал им, что это не так.
— Давай огня, и побыстрее! — зарычал Шульце и подтолкнул Мясника. — Вперед, ты, великий любовник!
Метцгер спотыкаясь, выскочил вперед и нажал на спуск. Раздался тихий свист. Пламя охватило бункер. Металлический купол вяло загорелся, но больше ничего не произошло.
— Давай снова! — завопил Шульце.
Метцгер вновь применил огнемет, и на сей раз все сработало как надо. Из бункера выбежало полдюжины бельгийцев, кашляя и слепо тыкаясь во все стороны. Они подняли руки вверх, сдаваясь. Кто-то скосил их одной очередью.
Теперь они находились внутри внешней линии обороны. Пальба уступила место отдельным винтовочным выстрелам и редким автоматным очередям. Они также прошли через новое минное поле, заплатив за это ужасную цену. Когда, миновав его, они замедлили бег и перешли на шаг, грудь у них тяжело вздымалась, пот ручьем лил по лицам. Фон Доденбург с трудом различал темные фигуры людей, идущих с обеих сторон от него; несмотря на темноту, он видел, что за последние пятнадцать минут потерял половину своих бойцов. Вялым жестом он указал, что им надо продолжать идти к темной громаде форта, высившейся на горизонте. Позади них, на минном поле, высокий истеричный голос продолжал кричать:
