— Я не еврей, — закричал он. — Слышите меня? Я не еврей.
Его вопль протеста против отвратительной шутки, которую сыграла с ним злая судьба, растворился в темных закоулках полуразрушенного храма, дробясь в засиженных летучими мышами балках крыши.
— Еврей! — подразнило его эхо. — Еврей, еврей, еврей, еврей…
Он ударил себя по ушам, чтобы туда больше не попадал звук этого отвратительного слова.
* * *
В уединении своей спальни, за плотно закрытой дверью, гауптштурмфюрер Гейер перебирал свою затасканную коллекцию фотографий, любуясь на молодые мужские тела. Старинные настенные часы, унаследованные им от отца, безучастно отмечали, как безвозвратно утекают одна за другой минуты его жизни.
— Господа, мы выступаем! Самое позднее — через десять дней, самое раннее — через семь!
Стервятник восседал на кавалерийском седле, служившем ему стулом, и с удовольствием обозревал мгновенно посерьезневшие лица своих подчиненных. Объявление дало ожидаемый эффект.
— Куда, господин гауптштурмфюрер? — спросил фон Доденбург.
— Боюсь, я не могу вам этого сказать. Так распорядился командир батальона. Дело в том, что наш мудрый фюрер приказал, чтобы конкретной цели не указывалось до самого последнего момента. — Он помолчал. — Мне кажется, я смогу назвать вам ее через несколько дней.
— Но, — запротестовал фон Доденбург, — мы должны хоть что-нибудь знать. Обергруппенфюрер Бергер говорит…
— Я знаю, чему учит обергруппенфюрер Бергер, — прервал его Стервятник. — Мы, представители старого офицерского корпуса, — слово «старого» было подчеркнуто, — очень хорошо знаем его мнение по основным военным вопросам. Однако если я не могу привести никаких подробностей относительно нашей непосредственной цели, то, согласно пояснениям командира батальона, я волен, по крайней мере, в общих чертах обрисовать ситуацию на фронтах.
Подойдя к большой карте Западной Европы, висевшей на стене, он ткнул в нее своим хлыстом.
— Вот линия Западного фронта. К настоящему времени уже более семи месяцев около миллиона вооруженных мужчин стоят лицом к лицу напротив друг друга по обе стороны фронта, растянувшегося на пятьсот километров от швейцарской границы до пролива Ла-Манш, но за это время вряд ли был сделан хоть один выстрел. В прошлом году, когда мы вторглись в Польшу, англо-французские силы упустили возможность ударить по нам в то время, когда укрепления Западной стены вынужденно были оставлены нашими лучшими войсками. — Он сделал многозначительную паузу и торжественно произнес. — Теперь пришло время для Великой Германии показать врагу, как надо проводить военную кампанию. Но где она должна начаться?
