Но непредвиденной помехой в этом деле оказался слишком легкий Шурин характер. Иногда она, конечно, могла быть довольно вспыльчивой, но быстро отходила и не умела подолгу грустить. Словно спичка – ярко вспыхивала и гасла, едва успев обжечь пальцы зазевавшегося курильщика.
– Бездарность! – расстроилась Шура. – Я самая настоящая бездарность. Мне не удалось продать ни одной картины, я даже разозлиться как следует не могу.
Она ногой отодвинула от себя ведро с краской, меланхолично закурила, потом, закашлявшись, выбросила сигарету в окно.
Зазвонил телефон. Не раздумывая, Шура схватила трубку и только в этот момент вспомнила, что ее ладони перепачканы краской.
– Блин! – выругалась она. Наверное, теперь придется покупать новый аппарат. Еще одна трата. А денег нет. Как же ей без телефона-то?!
– Шур, чего ругаешься? – этот хриплый низкий голос принадлежал Шуриной приятельнице Диане.
Когда-то они учились в одной школе, сидели за одной партой. Дианка всегда была безнадежной троечницей. Высоченная, нескладная, некрасивая, она и к выпускному классу так и не научилась считать в уме. Жалостливая Шура постоянно давала ей списать.
Даже странно, что они стали подругами. Возвышенная Шурочка в тертых кожаных штанах, с томиком Юнга под мышкой, непринужденно жонглирующая словами «экзистенциализм» и «трансцендентность», и Диана, которая ничего сложнее «Космополитена» в жизни не читала. Шура совершенно не интересовалась своим внешним видом. Она могла годами носить одни и те же джинсы, не замечала пятен на рукавах своей школьной формы. Иное дело – Дианка. Та вообще ухитрилась перекроить тусклое форменное платье так, чтобы оно облегало ее костлявую фигуру. Диана красила ногти лаками самых невероятных расцветок, она сделала мелирование в тринадцать лет, она первой в классе начала брить ноги и завивать ресницы.
Шурина мама дружбы этой, по закону жанра, не одобряла.
– Ты на нее только посмотри, на подругу свою так называемую, – ворчала мама, – морда накрашена, а интеллект, как у морской свинки! Кто из нее вырастет-то?!
Шура несколько раз пыталась повлиять на Дианкину судьбу. Например, однажды она записала подругу на компьютерные курсы. Но та, узнав об этом, рассмеялась:
– Ты чего, Шур, с ума сошла? Да я и настольным калькулятором-то пользоваться как следует не умею! Чего мне позориться-то?
Дианка была на удивление самокритичной.
А когда девчонки перешли в девятый класс, вдруг выяснилось, что с экстерьером у Дианы тоже все в порядке. Подруги не виделись три месяца – на летние каникулы Шура осталась в Москве, а Диана, по обыкновению, уехала к каким-то своим сочинским родственникам. В Сочи уезжала обычная восьмиклассница, по-подростковому неуклюжая, с жиденьким русым хвостиком на затылке. Первого же сентября в Москву вернулась роскошная красавица – шоколадный загар, похудевшие стройные ноги, высокая грудь второго размера. К тому же Дианка покрасила волосы в шоколадный цвет, сделала легкую химию и ровными дугами выщипала некогда густые брови. В общем, теперь она была похожа на фотомодель с обложки глянцевого журнала. Всем одноклассникам (в том числе и Шуре Савенич) оставалось только рот разинуть, когда томная Диана появилась на пороге кабинета геометрии.
