И другие кофейни на Ноллендорфплац с ее русскими лавками, цирюльнями и конторами тоже часто посещались литераторами с востока, так что в начале двадцатых годов не было чего-то необычного в том, что буквально в двух шагах друг от друга проходило несколько поэтических выступлений. Особой популярностью пользовалось кафе «Прагер Диле». Оно стало местом встреч вновь прибывших из России. Белый даже придумал слово «прагердильствовать», что для него означало проводить время в философствовании, полемике в голубой дымке и с коньяком. Мучимый всевозможными несчастьями и депрессиями Ходасевич тоже часто бывал в этом кафе. Он посвятил этому кафе «Прагер Диле» свое очень мрачное стихотворение «Берлинское». У Эренбурга там было свое постоянное место, где он на разбитой пишущей машинке, казалось, не обращая внимания на хождение вокруг него, строчил свои тексты. Там же он давал советы желавшим возвратиться. Не удивительно поэтому, что Эренбург очень быстро попал под подозрение в работе на советскую разведку.
Один из современников вспоминал: «Мы ведь знали, что он часто прямо из нашего кафе направлялся в советское посольство, где подолгу задерживался в великолепно обставленном кабинете „культурного атташе“»[21].
И другим посетителям кафе приписывалось, что они имеют задание размягчить эмигрантские круги и углубить существовавший в них раскол. Так, Есенин в феврале 1923 года жаловался, что до него дошел слух о подобных подозрениях. «Все думают, что я приехал на деньги большевиков, как чекист или агитатор… Ну да черт с ними, ибо все они здесь прогнили за пять лет эмиграции. Живущий в склепе всегда пахнет мертвечиной»[22]. Эмигрантская пресса окрестила Есенина «красным Распутиным». Эренбург стал защищать его, но этим дела не улучшил[23].
Писатели и художники, заигрывавшие с Москвой, встречались преимущественно в кафе «Ландграф» на Курфюрстенштрассе. Там первоначально проходили и мероприятия «Дома искусств», организации, которую поддерживало советское посольство. Эти мероприятия находили большой отклик в русской общине Берлина. В один из вечеров среди зрителей оказался член советского политбюро Алексей Рыков. Рыков якобы проходил под Берлином курс лечения от алкоголизма. Здесь он, видимо, встречался с Максимом Горьким, колебавшимся между эмиграцией и возвращением в Москву[24].
Эренбург описал в своих мемуарах собрания в «Доме искусств» до образования фронтов в колонии эмигрантов, до споров относительно признания советской власти:
