Бесшумно открылась входная дверь, заглянул мастер. Никого не обнаружив в прихожей, он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, прислушался и тихо, как крыса, скользнул в комнату.
— Кто? — спросил из темноты Лука.
— Это я! — ответил мастер, включая свет: — Ах, вы не один!
Сверкнув белыми ягодицами, Лука загородил Нику:
— Что нужно?
— По делу.
— Я занят.
— Я могу подождать.
Лука встал и, не скрывая наготы, пошел на мастера.
— Я же сказал, что занят! — рявкнул он.
— Ну, чего вы? Чего?! — заскулил мастер. — Я же буквально на пару слов!
— Говори.
— Ну что “говори”? Что “говори”? Походил мимо, захотел поделиться новостью… Говорят, президента избрали. Если вам это интересно! — сказал мастер и пошел к двери.
— Стой! — рявкнул ему в спину Лука ставшим вдруг чужим голосом. — Как это было?
— Как обычно… Проголосовали, и все. Вы бы оделись.
— Ну что? — спросила она.
— Сейчас он будет петь там, на площади, — добавил к уже сказанному мастер и махнул рукой в сторону окна.
И тут Луку будто током ударило: президент!
— Что случилось? — еще раз спросила Ника.
Лука не ответил, хмуро уставившись на мастера:
— Правда или, как всегда, наврали?
— Да вроде правда.
— Лука! — крикнула Ника. — Не ходи никуда!
— Помолчи, — попросил ее мастер. — Или ты Основного закона не знаешь?..
Лука присел на корточки, задумался. Со стороны, должно быть, это выглядело забавно: голый человек посередине абсолютно голой комнаты, погруженный в какие-то неразрешимые проблемы. Но он ничего не решал — все уже было давно решено. Теперь же он собирал последние крупинки страсти, завалявшейся по темным уголкам души, — острое, как лезвие бритвы, желание, какого он никогда не испытывал даже к женщине, вошло в него и отдалось сладкой дрожью в позвоночнике. Его миссия, предел его мечтаний, цель, к которой он шел через всю эту проклятую жизнь… Теперь она была понятна и ясна. Детство… полоумная мать… неудавшаяся любовь, несправедливо сосланная, попранная и потерявшаяся где-то в “Общем районе”… Лука вдруг расхохотался так страшно, что Нику едва не подбросило на месте: теперь это был уже не тот Лука, подследственный, не тот, что прятался за колоннами от надоевших служб, избивал рецидивиста, потел от страха, убегая на край района… Каким он мог быть, он показал только один раз — совсем недавно, с этой женщиной, с Никой. Теперь же он не принадлежал более ни Богу, ни Дьяволу, если бы они все еще существовали на свете, ни самому себе — лишь одной своей цели, одному своему нестерпимому желанию…
