– Как будить? – недоумевала я.
– За щечки потормоши. За носик.
Я послушно потрепала теплые бархатистые щечки и крошечный, как кнопка, нос. И даже пощекотала ниточкой от халата. Малыш чихнул, приоткрыл один глаз, совсем как Сережка, недовольно скуксился, ткнулся носом в предложенную грудь, секунду подумал, словно оценивал вкус и качество предложенного питания, а потом снова закрыл глаза и засопел.
– Не хочет, – озадачилась я.
– Соня, – рассмеялась Жанна. – Настоящий мужик.
– Эй, малявка, а ну, ешь давай! – возмутилась я, легонько встряхнула кулек, подула в личико.
Малявка от подобного неуважения пробудился, скривился и, похоже, приготовился зареветь.
– Даже не думай, – предупредила я. – Я – мама строгая. Церемониться не стану. Быстро ешь, что дают, а то останешься голодным.
По палате пролетел смех.
– Сразу видно молодую, кто ж так с дитем разговаривает? – добродушно заметила армянка Карина, родившая третью дочку. – Лаской надо, уговорами… Кисонька моя, ласточка… – загулькала она с малышкой.
И тут мой вредный сын передумал реветь, открыл рот и с силой, которую трудно предположить в столь крохотном безобидном создании, цапнул за сосок, присосался пиявкой.
Я вздрогнула от неожиданности. Сидела замерев, смотрела на крошечную мордашку, нахмуренные бровки в три волоска, мягкие оттопыренные ушки, забавный пушок на затылке – живая игрушка, да и только. И чувствовала, как во мне пробуждается новое, прежде неизведанное чувство – смесь острой нежности, жалости и страха за это беспомощное создание, полностью зависимое от меня, которое я пока не успела полюбить по-настоящему, безоглядно, безудержно, но знала, что это случится.
В час посещения вошла нянечка с букетом карминно-красных роз, вкатила тележку с подписанными полиэтиленовыми пакетами.
– Передачки, как в тюрьме, – пошутила Маша. – А цветы роскошные кому?
– Ковалевской, – прочла записку нянечка. – И еще сумка.
Я схватила букет. Стебли кололи пальцы, но это была сладкая боль. Я зарылась лицом в нежные мохнатые цветочные головки, жадно вдыхая терпкий аромат знойного лета, сладостных ночей, пьянящей страсти и любви, перебивший муторные больничные запахи… Я подбежала к окну и с высоты третьего этажа увидела Сережку в центре огромного, вытоптанного на снегу сердца. Он подпрыгивал, размахивал руками, посылал воздушные поцелуи, кричал: «Санька! Я тебя люблю!» Рядом стояли мама и папа и тоже махали руками и смеялись. И только тут я почувствовала прилив бесконечного будоражащего счастья. Истинного счастья, которое не купишь ни за какие сокровища мира…
