― Про покойника ты не очень к месту сказал, Сережа. А вот про невесту ― хорошо. Невеста ― это молодость, и будущее, и новая жизнь. Нас с тобой это утро снеговой белизной и чудным покоем встречает, но такое счастье не каждому солдату выпадает, поэтому каждый прожитый день на войне нам с тобой, как и всем в действующей армии, засчитывается за три.
― Сейчас, пока руки и ноги на месте, нам такой счет ни к чему. Вот как другим, живым, но покалеченным войной?
― Не знаю, Сережа. Как-то не думалось об этом… С тех пор как полк воюет на штурмовиках, раненых-то у нас почти не бывает: или прилетел, или нет. В медицинской помощи редко наша авиация нуждается. Брони много, если уж нашего брата бьют, то чаще крупным снарядом. Попадает крепко. Парашютом чаще всего не успеваем воспользоваться… Давай этот разговор закончим. На красоту смотрим, а говорим о грустных моментах нашего бытия…
― Я, командир, как раз о красоте жизни и думаю. Без понимания ее изнанки, наверное, нельзя по-настоящему понять, что же такое красота, во имя чего мы через огонь ходим… Вон техники из соседней хаты вышли. Уже нашлепали.
― Теперь и мы двинемся.
Но Ивану по-прежиему не хотелось становиться на снеговое покрывало. Как будто ему предстояло войти без приглашения в грязной обуви и заношенной спецовке в сверкающий чистотой огромный зал. Чтобы погасить в себе чувство неловкости, Иван взял под руку Сергея и вместе с ним шагнул на снег.
― Будто сапожищами на белую скатерть становлюсь…
― Мне, командир, в прибранной квартире тоже всегда хочется чище быть, ― признался Терпилов.
― Это ты верно говоришь. На чистый пол окурок бросить не всякий решится.
* * *
Сохатый готовился к облету самолета после серьезного ремонта. Он сидел в кабине, полной запахов свежей краски, новых приборов, и проверял работоспособность оборудования. А Терпилов с техниками помогал ему с земли: смотрел, как в ответ на действия летчика отклоняются рули управления самолетом, триммеры[2] и посадочные закрылки.
Опробовав мотор и убедившись в исправности машины, Иван вылез из кабины.
― Товарищ инженер, машина как будто бы в порядке, погода позволяет можно вылетать. Я буду облетывать, а Терпилов подежурит на радиостанции и посмотрит за мной. Вдруг помощь понадобится.
― Хорошо, старший лейтенант, я согласен. Ни пуха ни пера, как охотникам говорят.
― Присказка-то ваша, инженер, душком отдает. Давно ли этим заболел? Иван засмеялся.
― Да нет, просто так, без всякой задней мысли с языка сорвалось. А ты уж сразу и крамолу искать… А в общем-то тебя тоже можно понять. На войне многие суеверными в какой-то степени становятся.
