Внизу, в туманной проруби, как в открытом окне, виднелся светлый яичный желток стерни. Рассматривая оценивающе поле, Иван решал: "Место как будто подходящее… Горючего на обратный путь в обрез. Будем садиться…"
― Петя, на посадке при пробеге будешь смотреть вперед по правому борту. Если заметишь препятствия ― скажи. В крайнем случае шасси уберем…
― Понял, командир!
…Сразу после посадки Иван высунул голову в левую форточку фонаря, чтобы видеть, куда они бегут. "Как будто нормально. Открыть бы кабину, чтобы лучше смотреть, но опасно. Если машина попадет в канаву, или шасси придется убирать ― фонарь по инерции пойдет вперед и отрубит голову".
― Командир, впереди деревня!
― Вижу. Сейчас начинаю разворачиваться плавненько влево. Разворачиваюсь, а ты смотри, как там!
Самолет побежал по кривой. Иван притормаживал тихонько левое колесо, а сам все время боялся резкого разворота. "Если прозеваю, вертанется наш "Ил" так, что потребуются все запчасти, кроме одной хвостовой лампочки".
― Давай, командир. Еще давай. Пока хорошо! Приближаемся к огородам. Еще давай!
Тело Сохатого под действием центробежных сил стремилось вырваться из привязных ремней и прижаться к правому борту кабины. Самолет кособочило, валило на бок. В голове Ивана все время билась одна и та же мысль: "Лишь бы не сделать левого волчка, тогда правое колесо выдержит и самолет не опрокинется. Если прозеваю ― быть битому".
― Осталось метров двести! Сто… Бежим вдоль деревни.
Наконец самолет остановился.
― Кажется, целы и невредимы, ― бодро проговорил Сохатый. ― С прибытием, товарищ Ремизов! Иди, Петя, восстанавливай ориентировку. Спроси, какая деревня, а я пойду посмотрю жнивье. Раз сели, то и взлететь должны. Самолет-то почти без бензина и без наших "семейных" чемоданов. Ему для разбега сейчас большое поле не понадобится.
Иван осмотрел след от пробега и остался доволен: дождь сюда не добрался, земля была жесткая, для взлета благоприятная. Для гарантии он решил измерить очерствевшую от ветра и солнца прошлогоднюю пашню по диагонали. Надо было насчитать тысячу шагов ― восемьсот метров, которые обеспечивали бы безопасный разбег. Закончив промер, облегченно вздохнул: "аэродром" был вполне приличный для взлета.
Шел обратно к самолету, а на сердце лежала тревога ― представлял, каково сейчас в неведении командиру полка…
"Звонка от меня с другого аэродрома о посадке нет. Если майору самому звонить в дивизию или в штаб армии и просить узнать, что со мной, ― сразу все всполошатся. И тогда начнется: "А как, а почему? Что вы думали, товарищ майор? Способны ли вы вообще думать?"
