— Высота Эвереста — тридцать тысяч футов, — добавил Хэл. — В сравнении с ним это — просто легкая прогулка.
— Хэл считает недостойным мужчины пользоваться кислородным баллоном, — сказал Дорье, и мне показалось, что в глазах его мелькнула тень ласковой насмешки.
— На борту «Гипериона» можете снять маски, если будете хорошо себя чувствовать, — продолжал Хэл. — Но в тот же миг, как вы почувствуете, что слабеете, становитесь неловким или начинаете дрожать, — маска надевается снова. Если вас будет тошнить, снимите ее и снова наденьте после. Если станет тяжело дышать, или почувствуете слепящую головную боль, или ухудшение зрения, скажите мне. Вам надо будет немедленно вернуться на «Сагарматху».
Мы надели рюкзаки. Кислородные баллоны оказались на удивление легкими.
— Очки не снимать, пока не войдем внутрь «Гипериона». Капюшоны и перчатки должны быть надеты всё время. Если вы их снимете, обморозитесь в считаные секунды. Если я скажу, возвращаемся на наш корабль без возражений. С Небесной Сибирью шутить не стоит. Холод — неприятная штука, но высота доконает вас еще раньше. Разных людей она убивает с разной скоростью. Я не знаю, что мы там увидим, но наверняка нечто не слишком приятное. Будут трупы. Нам неизвестно, что случилось с кораблем. Это могли быть мятеж, пираты, эпидемия или еще какая-нибудь напасть, погубившая весь экипаж. В открытом небе мы не сможем слышать друг друга, поэтому слушайте, что мы будем делать…
Шаг за шагом он растолковывал нам процедуру высадки, строгий и неумолимый, как сержант, муштрующий новобранцев. Я взглянул на лица Кейт и Надиры, ища признаки страха. Надира казалась невозмутимой, а Кейт сосредоточенно наморщила лоб.
— Надеть капюшоны, — велел Дорье. — Я открываю люк.
Я натянул капюшон, чувствуя ласковое меховое прикосновение. Нижняя часть его застегивалась, оставляя открытыми только глаза, защищенные теперь очками. Все звуки сделались приглушенными. Мне уже хотелось поскорее выйти наружу, потому что я начал потеть.
Дорье потянул рычаг, и створки люка разошлись в разные стороны и плотно прижались к днищу корабля. Стужа ворвалась внутрь. Но я ощутил ее лишь полоской незащищенной кожи лица, настолько надежен был костюм из меха снежного барса.
Я посмотрел вниз, на «Гиперион», мерцающий, словно мираж, сверкающий льдом. Я не мог понять, как он держался в небе столько лет, неуправляемый, подвластный ударам всех ветров.
Дорье шел первым. Он пристегнул карабин страховочного пояса к лебедке и сел на край люка.
