— Когда же она сюда приехала? — сдался Маркби, решив, что чем скорее Уинн поведает им свою историю, тем раньше они сбегут. Он надеялся, что они успеют сбежать до того, как Уинн объяснит, для чего она им все это рассказывает и чего от них хочет. А то, что славная старушка чего-то от них хочет, ясно как день. Скорее всего, от них потребуются решительные и даже, возможно, немного незаконные действия.
— В 1975-м. Вот последний факт, зафиксированный в первоначальном некрологе. После того времени в ее биографии оставался пробел в двадцать лет, который мне и предстояло заполнить.
— Наверное, после бурной молодости она решила, что с нее хватит светской жизни. Стремилась к тихой, уединенной жизни и безделью.
— К этому на самом деле никто не стремится, — решительно возразила Уинн. — Хотя многие и уверяют, что суета им надоела. Старость, даже не одинокая, — штука достаточно тоскливая, поверьте мне. Итак, когда она здесь обосновалась, ей было всего шестьдесят с чем-то. Даже тогда она вежливо отклоняла все приглашения в гости. И сама никогда никого к себе не приглашала. Люди вспоминают, что она оставалась… заметной, хотя не была общительной. Она ездила по округе на пони, запряженном в двуколку, поэтому в лицо ее все хорошо знали. Время от времени она разговаривала с местными жителями и иногда заглядывала в церковь. Один пони сменялся другим. По-моему, в конце жизни у нее было три пони — не одновременно, а по очереди… Потом она перестала пользоваться двуколкой, и последний пони рано вышел на пенсию. С тех пор она редко покидала свое поместье. Пони жил в загоне рядом с домом. Время от времени в «Грачи» приезжал Рори Армитидж, ветеринар; он осматривал животное. А док Барнетт время от времени навещал Оливию и осматривал ее. По будням в доме убирала Джанин Катто; она же ездила за покупками для Оливии. Эрни Берри, местный разнорабочий… вот уж странный тип, бедняга… ухаживал за парком. Ничего особенного он, конечно, не делал — подстригал живые изгороди, косил газон и все такое. Кроме того, если в доме что-то ломалось, он чинил. Если требовался крупный ремонт, вызывали Макса Кромби, нашего подрядчика. У Макса есть дочка Джули; какое-то время девочка общалась с Оливией теснее, чем кто-либо из местных. Джули обожает пони, буквально помешана на них.
— Совсем как моя племянница, — кивнул Маркби.
— Вот именно, в точности как Эмма. Джули подольстилась к Максу, чтобы тот взял ее с собой, когда поехал осматривать крышу в доме Оливии — она прохудилась. Девочке хотелось посмотреть пони. Она все болтала с Оливией — невинно, по-детски, и старушка привязалась к девочке. Оливия позволила Джули покататься на пони по полю. После того случая Джули все свободное время проводила в «Грачах». Оливия как будто не возражала. По-моему, ей нравилось учить девочку. Несколько раз я видела их вместе. Оливия, бывало, сидела в кресле под старым каштаном и отдавала Джули команды, а та все ездила и ездила кругами. Они всегда напоминали мне балетмейстера и прилежную ученицу.
