Только кокс коксом, он, конечно, аппетит притупляет, но голод все-таки не тетка. Партисипанты через сутки очухались, потому что захотели жрать! А жратвы нет. Ее же добывать надо, да готовить. Вот тут-то они и взялись за меня, всей стаей, злобной, обнюханной и голодной.
– Приготовь жрать!
Это они мне. Я знала, что связываться с ними не надо, пыталась спрятаться где-нибудь поглубже в лесу, но они с энтузиазмом объявили на меня облаву и избили в первый раз. Весело как-то били, я бы сказала, беззлобно. Они же все-таки не совсем в себе еще были, и это вроде у них игра такая, наказать непослушную. Непослушную кого? Рабыню? Не знаю, что у них там в башках рисовалось. Может, Илька папочкины рассказы про зону вспомнил. Папик-то Большой прежде, чем олигархом стать, посидел прилично, чего, кстати, никогда не скрывал, а даже гордился этим, называл себя пострадавшим от советской власти. Очень любил фильмы про зону и блатные песни. Ну сыночку с кокса и захотелось папочкиной романтики хлебнуть. Стал он съемочникам орать на все их призывы опомниться:
– Волки позорные!
Партисипанты стали братвой, а я, видимо, опущенной. Правила зоны соблюдались не строго, опущенность моя заключалась в том, что я должна была их кормить и вообще всячески обихаживать. За малейший протест они меня били.
Полицаи, видя, что начинается конфликт, тут же уползали в палатку, держали нейтралитет. Пока режиссеры да операторы прибегут, я уже получу изрядно. И все это снимали камеры слежения, установленные то тут, то там на верхушках деревьев в зоне недосягаемости. Не знаю, отправлял ли Бартош эти видеоматериалы в Москву или сам любовался, но сердце у него прихватило и отправили его с сердечным приступом в местный госпиталь Корунда-сити. Полежал там под капельницами и понял, что совсем помрет, если меня с острова не изъять. Но изъять надо было как-то официально, чтобы и волки сыты, и овцы целы. Овцы не я, конечно, а уже отснятый материал. Потому как если он не предоставит в Москве блистательную версию Супергероя, ему полный шандец, лучше из корундского госпиталя даже не выходить, а тихо и спокойно лежать под капельницами. Столько Папиковых денег ухнул, а Папик денежкам счет любит, не дай бог у него в должниках оказаться, долго по земле не проходишь.
Вот Бартош и родил идею, чтобы подлая Пепита показалась во всей своей подлости и несостоятельности и со слезами попросилась домой. Главное, эту гадину с острова выкинуть, а там уж разберемся как-нибудь. Как сказал Эйзенштейн? «Кино – это монтаж». А уж телевидение… Хе-хе-хе. Слепим, там подрежем, тут урежем, музычку подложим – даже весело будет. И очень завлекательно. А Пепита эта и не Пепита вовсе, а сраная Светка Хохрякова, официантка из сраного Ежовска. Тьфу на нее, заразу, столько мук и нервов.
