– Сигарет у тебя нет? Покурить захотелось.
Я молча протянула пачку, он вытащил сигарету, я дала ему прикурить и закурила сама.
– Много ты понимаешь своей бабьей головой, – пробурчал он. – Не тронул бы я театра, я свои обещания помню. Тут другое дело. Большие люди глаз на Ежовск положили, желают тут курортную зону строить. Экологический туризм – рыбалка, охота. Но для богатых, а богатым развлечения нужны. Люди такие, что мне против них и не рыпнуться. Тут не то что должность, тут и башку потерять можно. Втемяшилось им с театра начать, а потом домиков фешенебельных на берегу настроить, посмотреть, как дело пойдет. – Он затушил сигарету и вдруг ни с того ни с сего спросил: – Хочешь, я тебе квартиру двухкомнатную роскошную дам? На Малофеева сейчас дом сдают высшей категории.
– Не хочу.
– Экстремальная ты очень, Светлана. Хоть и нравишься ты мне, но, похоже, надо уезжать тебе из города, ты же не удержишься – выступать начнешь. А я никакого сопротивления не потерплю.
Я сама плеснула себе коньяка на два пальца, глупо хохотнула и сказала:
– Я себя сейчас Джеком Бердом чувствую.
– Кем? – изумился мэр.
– Ну фильм такой старый, «Вся королевская рать» называется. Там артист Казаков журналиста американского играет. Разговаривает с новым губернатором, который конкурента убил, ну не сам, конечно, чужими руками. А Джек Берд ему объясняет, что все знает. Офигенная сцена. Так вот, Игнат Федорович, я ваших больших людей с их большими деньгами ненавижу. У них ничего святого нет. Лишь бы все захапать, чтобы еще больше денег было, неизвестно для чего. Всю страну разворовали. А чего им страна, дети-внуки давно в англиях-америках живут, и сами туда на покой отправятся. И никак им без театра нашего не обойтись. Мы его берегли, любили, сколько Антон Хуанович, святой человек, души и денег собственных вложил. Театр для нас не просто место работы, театр для нас живое существо. Не пустим мы туда обкуренных придурков с золотыми карточками, чтобы они там похоть свою тешили. Это я с вами честно, как вы со мной. А заканчивается сцена в кино так. Казаков говорит: «А сейчас я допью свой виски, плюну в стакан, и ты мне ничего не сможешь сделать». Вот так, смотрите, – и я, глядя на мэра взглядом Казакова, медленно допила коньяк, плюнула в бокал и пошла к двери.
– Уезжай из города, – ударили мне в спину жесткие слова. Я обрадовалась, что по крайней мере только слова, а не бутылка «Хеннесси», быстро выскользнула за дверь и только тогда выключила диктофон.
