От этой мысли я вздохнула, и стало мне вдруг очень легко и очень спокойно. Раньше-то всегда плакала или тосковала, когда так думала. А сейчас обрадовалась. А что? Может, и в самом деле хватит? Наигралась от души, чего только со мной жизнь не вытворяла. Все успела, все попробовала, и хорошего и плохого, и вроде все поровну. Закончить бы как-нибудь поэффектнее.
Я опять села и уставилась на океан.
План созрел мгновенно. Я утону. Вот он океан – передо мной, без конца и края. Надо только заплыть подальше, чтобы сил возвращаться уже не было. Как в «Мартине Идене». Да здравствует мировая литература! Ура!
Я вошла в воду и задумалась, не должна ли что-нибудь сделать напоследок? Да нет, вроде ничего. Только поглядеть на остров. И я поглядела. Что ж, прощай Чалунгва, мираж зеленый в бесконечном океане. Ты прекрасен, ты идеален, и не твоя вина, что безобразные существа, именуемые людьми, оккупировали твои золотые песчаные берега. Потерпи, они скоро уберутся в свою далекую холодную страну, а ты останешься сиять под солнцем экватора и восхищать Бога своей красотой. Прости и меня, если я нарушила невольно твою гармонию, но надеюсь, что из всех прибывших принесла тебе наименьшее зло. Если есть рай, то он выглядит именно так, как ты, Чалунгва. Прощай, прости – я уплываю.
И я поплыла. Четыре гребка – вдох, четыре гребка – вдох – как учили в секции по плаванию. Видишь, мамочка, ты была права, когда говорила, что все в жизни пригодится. Не зря, оказывается, я наматывала километры в хлорированной воде занюханного ежовского бассейна. Теперь я плыву в Тихом океане, и моего умения и сил хватит, чтобы уплыть далеко-далеко, чтобы уплыть навсегда от моих многочисленных врагов. Четыре гребка – вдох, четыре гребка – вдох.
«Главное – чувство воды! – кричал мне тренер с бортика. – Чувствуешь воду?»
Ничего я тогда не чувствовала, кроме хлорки.
«Нет! – кричала я в ответ. И тренер сердился, топал ногами по потрескавшемуся белому кафелю. – Бездарь, бестолочь. Вода – это стихия, ее надо любить, ей надо отдаться!»
Ах, Иван Петрович, Иван Петрович! Жаль, что вы не видите вот этого заплыва. Вы гордились бы своей ученицей. Четыре гребка – вдох… Стоп машина, немного подустала, дыхание стало сбиваться. Надо отдохнуть. Я перевернулась на спину и легла звездочкой – отдышаться… Солнце припекало здорово, но ничего, обгореть не успею, а если и обгорю, то невелика беда, напоследок-то. Я лежала, распластавшись в теплой воде под солнцем в зените, и была абсолютно счастлива, мыслей не осталось никаких. Я закрыла глаза и, кажется, даже стала засыпать. Волны покачивали меня, словно баюкали, и в голове в такт ритму волн плескались два слова: «Я счастлива, я счастлива…» И вдруг меня пронзил страх, мгновенный и острый. «Акула», – подсказало испуганное тело, и я закричала истошно, как будто кто-нибудь мог мне помочь. Я орала и бессмысленно колотила руками и ногами по воде, способность соображать пропала совсем, и я бы, наверное, утонула, окончательно выбившись из сил, утонула бы позорно и бесславно, а не как романтическая героиня, если бы Джонни не надоела моя истерика и он не ткнул бы меня в бок своим скользким носом. От боли и неожиданности я скрючилась, захлебнулась и погрузилась в воду. Еще ничего не соображая, я рефлекторно ухватилась за плавник, и Джонни вынес меня на поверхность. Он плыл не быстро, пока я отплевывалась и откашливалась, а когда, по его мнению, я пришла в себя, начал набирать скорость. И мы неслись с ним, разрезая изумрудную воду океана, и я опять была счастлива.
