– Я еще налил вам тогда сухой мартини с долькой лимона, без водки, зато с джином.
О нет. Бармен.
– У тебя хорошая память, – вежливо ответила я.
Передо мной во всей своей красе выросла дилемма. Последнее время я не опускалась до барменов или официантов – эта публика осталась в прошлом. Парни такого сорта вечно недовольны своей работой, сколько бы им ни платили. Я решительно перевернула страницу моей жизни, на которой кантовались все эти художники/писатели/музыканты… Достаточно покувыркавшись с ними в свои безумные двадцать, я завязала, когда мне стукнуло тридцать три: эти типы явно начинали угрожать моему благополучию. У меня замечательная работа и отличная зарплата, а такое сочетание рано или поздно становится красной тряпкой для любой творческой натуры.
Том явно решил меня снять и одним своим намерением купил меня с потрохами. Он был как большой сочный ломоть мяса, в который можно вонзить зубы, но который не прокусишь насквозь. Пока я спорила с собой по поводу обета не связываться с барменами, Том откинул со лба прядь густых светлых волос и сообщил:
– Я больше не работаю в «Самсаре».
– Да? – осторожно спросила я.
– Ага. С меня хватит. Теперь вечеринки устраиваю. Вот эту, например.
– Надоело запоминать, что пьют всякие там рекламщики? – не смогла я удержаться от насмешки.
Ладно, устроитель вечеринок – это куда ни шло.
– Из меня бы все равно не получился хороший бармен, – сказал он весело. – Я столько бутылок кокнул, жуть! А на одном мальчишеском обаянии далеко не уедешь.
– И смешной вдобавок, – вырвалось у меня.
– Вдобавок? К чему?
Я оглядела его – снизу вверх. Он был замечательно долговяз. Так и подмывало сообщить ему об этом. Но, похоже, тогда я рисковала нарваться на смущение.
– К умению смешивать отличный мартини, – усмехнулась я.
– Неужели помните? – Том был до жути польщен. Господи, до чего же он похож на щенка, который унюхал, что у тебя есть для него угощение, и теперь суетится у твоих ног, высунув язык в предвкушении! Ну кто сможет отказать такому существу в крупице любви?
– Да уж, помню, – ответила я.
И правда, в памяти наконец всплыли и эта взлохмаченная соломенная челка, и эти неуклюже-завораживающие движения.
Я увидела, как из лифта выходит Джемайма, ресторанный критик, с которой я давно собиралась поболтать.
– Прости, мне тут нужно кое с кем перекинуться словечком, – сказала я Тому, глядя на Джемайму.
– Ладно. Приятно было повидаться. Останетесь на банкет?
– А как же.
