Золото замечательно идет к ее светлым волосам и бледно-розовой, как у свинки, коже. Все в ее облике – от одежды до макияжа – преисполнено строгой сдержанности. Чистопородные британки зачем-то размалевывают физиономию с помощью нелепейшего, если не сказать абсурдного, макияжа, словно положение в обществе ставит их решительно выше какого-то там вкуса. У Джил эта глупая манера выражается в подводке и туши для ресниц ярко-синего цвета. Можно вытащить девицу из Челтнема [5], но нельзя вытащить Челтнем из девицы.
– А во-вторых – что? – спросила она, внедряясь в мои раздумья. – Ты сказала, что, во-первых, трахнуть его тебе помешал дух некоего Алана, который застрял у тебя в мозгу. А во-вторых?
Я поднялась и направилась к холодильнику. Если предстояло ораторствовать всю ночь, то требовалось промочить горло.
– Мне просто надоели бездумные перепихи. Мэл схватилась за голову, изобразив немой крик с картины Эдварда Мунка.
– Это вовсе не значит, что я разочаровалась в самом сексе, – поспешно объяснила я, наполняя наши стаканы.
Джил, похоже, хватит. Говорить она стала громче и четче – верный признак, что выпивка уже здорово ударила ей в голову. Состояние Джил определить довольно сложно: она выглядит трезвой как стеклышко, пока не хряснется головой в тарелку. За долгие годы знакомства мы с Мэл научились вовремя предотвращать катастрофу. Спасибо еще не начала твердить, как она нас любит, что было вторым верным признаком. Так что еще один стакан – и все.
– Что за херню ты несешь, – сказала Мэл, хватая свой бокал. Когда Мэл напивается, она начинает ругаться больше обычного. Что до меня, то я по пьянке начинаю клеиться ко всем подряд.
– Не то чтобы я не хотела переспать с Томом, просто меня стали посещать странные мысли. Ты идешь в чужой номер, имеешь там мужика, пять минут чувствуешь удовлетворение и сразу сматываешься. Или остаешься и притворяешься, что спишь. А утром – сконфуженные взгляды, смущенное прощание. Собираешь свое тряпье и опять же сматываешься. И понимаешь, что не так уж было классно, потому что ты совсем его не знаешь.
Мэл нахмурилась:
– Чушь! Так не всегда бывает.
– Знаю. Но… послушай, на следующее утро, перед тем как слинять, Том обнял меня, поцеловал и сказал, что все было очень сексуально, хоть секса-то и не было. И я безмятежно захрапела себе дальше.
Мэл язвительно фыркнула:
– Отпад! Я тронута, мать твою. Осталось только написать на бумажке и повесить над кроватью: «Приз в номинации „Секс без секса“, 2001 год».
