– Да хоть сейчас, – продолжал говорить Барт. – Все опять закончилось твоей мамочкой. Понимаю, она твой ночной кошмар, но зачем делать ее центром своей жизни? Ты ведь и так из кожи лезешь, стараясь угодить ей.
Возразить было нечего. Барт прав на все сто.
– Ты вечно кудахчешь над ней и братом. Пойми, каждый сам решает за себя. Ты не виновата в том, что Крис – неудачник, а твоя мать носится с ним и с его грязным бельишком. Ты же винишь себя во всем, что с ними происходит.
– Отвали! – огрызнулась я, застигнутая врасплох. – Конечно, легче критиковать меня, чем привести собственную жизнь в порядок.
Я понимала, что веду себя как последняя стерва, но удержаться не смогла.
– Вот дерьмо! – разозлился и Барт. – Я же пытаюсь помочь!
– Да ну? Ты лучше на себя посмотри. Бьюсь об заклад, ты сам по-прежнему играешь!
– Какого дьявола ты начинаешь?
– А такого! Ты не ходишь в Клуб анонимных картежников, я ведь права?
От «Анонимных картежников» Барта тошнило. Я прекрасно знала, что он никогда не будет ходить на эти встречи. Барта я читала как открытую книгу, и, увы, далеко не все в ней было мило и приятно.
– Послушай, Джулс, мы больше не живем вместе, так что хватит изображать обеспокоенную подружку. Это мое дело! Я позвонил не затем, чтобы выслушать от тебя лекцию…
– …а для того, чтобы прочитать ее мне!
– Нет, с тобой бесполезно разговаривать, зря я тебе позвонил…
– Зря, твою мать!
Мы дружно грохнули трубки. Меня душила ярость, но она хотя бы отвлекла от того, что сказал Барт. Я прошла в спальню и выудила из нижнего ящика комода фотографию Барта – она лежала, надежно похороненная под зимними свитерами. Снимок я выкидывать не захотела, но и держать на виду было мало радости – можно было бы подумать, что я цепляюсь за прошлое.
Я сфотографировала Барта во время нашей поездки в Девоне – он тогда выиграл, и у нас завелись деньги. Мы пролистали «Путеводитель лучших пабов» и обнаружили пивнушку, в которой сдавались комнаты. В таких заведениях обычно варят отменный домашний эль. На снимке Барт сидел за столом на террасе и умиротворенно смотрел в объектив, приподняв кружку с пивом. Спутанные светлые пряди спадают на лоб, голубые глаза щурятся от яркого солнца. Барта не назовешь красавцем. По отдельности черты его вполне ничего, но вместе как-то не клеилось, словно лицо слепили в самом конце утомительного рабочего дня из оставшихся кусочков. Но мне, несмотря на мою страсть к мужской красоте, было, в сущности, наплевать на нее, когда дело касалось Барта.
