Как назло, заведующий детским домом товарищ Порывайко, добрейшей души человек, не чаявший души в своих маленьких подопечных, несколько дней назад был вызван в Москву по каким-то неотложным делам, а его заместительница укатила по телеграмме о серьезной болезни ближайшей родственницы куда-то под Харьков. Так что единственным «начальством» в старой барской усадьбе, теперь заполненной двумя сотнями бывших беспризорных, оставались лишь она и наполовину глухой после контузии, полученной еще на германском фронте, сторож Митрич, по совместительству выполнявший при «красном приюте» функции истопника, дворника, конюха и извозчика.
Если бы Капа действительно была «плотью от плоти, кровью от крови трудового народа», как выспренно писал в своих пламенных, но, увы, слабо рифмованных и ужасно безграмотных виршах безнадежно влюбленный в нее Костя Ломовой, заведующий клубом рабочей молодежи, расположенным неподалеку… Нет, она хорошо помнила свое «буржуйское» происхождение, которое с грехом пополам удавалось скрывать вот уже шесть лет. Поэтому и было ей до слез жалко тех семнадцать ребятишек, которых неумолимая бумага вырывала из привычной среды и уносила в неведомый «специализированный интернат», мнящийся девушке чем-то вроде каторжной тюрьмы или английского «работного дома», как она ее себе в силу молодости и слабого житейского опыта представляла. В основном по прочитанным когда-то тоненьким, истертым множеством рук до дыр книжкам о похождениях Соньки Золотой Ручки и «Оливеру Твисту» Диккенса.
Каково же там будет им, мальчикам и девочкам, старшему из которых едва исполнилось четырнадцать, а младшей — Лялечке Опанасенко, дочери расстрелянного чекистами гласного Екатеринодарской городской Думы, — всего шестой годик? Им было несладко и здесь, где дети «пролетариев» всячески шпыняли «недорезанных буржуев», повторяя, пусть неосознанно, взрослых, но что будет там?..
— Нет, — решительно отложила она в сторону «мандат» и почувствовала, как сердце проваливается куда-то в желудок. — Я не могу отпустить с вами этих детей. Большинство из них еще слишком мало и…
— А вам и не придется никого никуда отпускать, — улыбнулся «товарищ Мартинс» (бог знает, кто по национальности — прибалтиец, еврей, немец или кто-нибудь еще из многочисленных «интернационалистов», заполонивших за последние годы многострадальную Россию), в очередной раз преображаясь, будто вместо лица у него была гуттаперчевая маска, легко меняющая свои очертания. — Вот бумага, обязывающая вас сопровождать ваших подопечных до места их будущего жительства. И далее.
