— Очень неприятная история.
— Неприятная? Мягко сказано. Вот если бы Эмми отказалась заплатить, была бы неприятная — как дырка в черепе.
— Дырка в черепе? — оживился Джастин. — А я почему-то представлял Ист-Ривер и камень на шее.
Рука Сэнди непроизвольно дернулась. Эмми узнала это движение — с ней часто происходило то же, когда ей до смерти хотелось закатить Джастину оплеуху.
— Что дырка, что камень — одинаково неприятно. Из-за каких-то пустяков…
— Пустяков?! — Голос Джастина задрожал от благородного негодования.— Лично я не рискнул бы назвать сорок тысяч долларов пустяками!
— Сорок ты… Господи! Джастин! И как раз сейчас, когда так туго с деньгами…
— Не с деньгами туго,— парировал Джастин,— а Ди скряга! И всегда была такой. Говорю тебе: вся в отца. А у него, можешь мне поверить, зимой снега было не выпросить.
Сэнди тряхнул головой, точно вынырнув из воды.
— Ну ладно. Эмми, проводи меня до двери.
Когда они вышли в холл, Сэнди с ужасом спросил:
— Он что, всегда такой?
— Ты же не первый день его знаешь.
— Так-то так, но мне он всегда казался этаким безобидным попрыгунчиком. На что он потратил такую уйму денег? Женщина?
— Говорит, ставки на бегах.
Сэнди подумал и покачал головой.
— Может быть, во мне говорит шотландская кровь, но я вот что скажу тебе, Эмми: если так пойдет дальше, вы останетесь без единого цента — и ты, и Ди.
— Ох, да это чепуха. То есть, конечно, никакая не чепуха. Знаешь, иногда мне кажется, что деньги Ван Сейдемов для того и существуют на свете, чтобы причинять мне головную боль.
Он ухмыльнулся и снова превратился в прежнего, до боли знакомого Сэнди.
— Есть люди, которые многое отдали бы за такую головную боль. Спокойной ночи, Эмми. Никого не впускай в дом и сама не выходи, то есть выходи, конечно, но будь осторожна.
— Ну что со мной может случиться?!
— Время от времени, — с расстановкой произнес Сэнди, — людей избивают до полусмерти. Или сталкивают с тротуаров под колеса. Или…— Он оборвал себя на полуслове и ласково поглядел на Эмми сверху вниз.— Что, запугал? На тебе лица нет. Ну-ка верни его на место. Я хочу тебя поцеловать.
Поцелуй, неожиданно для обоих (как думала потом Эмми), оказался жарким и долгим. Затем Сэнди велел ей запереть двери на все замки, сказал, что прикажет швейцару никого не впускать к Ван Сейдемам без предварительного звонка по домофону, и велел ей утром сказать то же самое управляющему. Эмми согласилась, хотя это все и казалось ей ужасной глупостью.
