Судя по всему, Бёкка уже достиг нужной кондиции и запел незнакомым загробным голосом:
— Мой палец закатился под спину… — толпа ахнула — про этот палец знали все! — Пусть почтенные старцы приладят его на место!
Вокруг старцев вмиг образовалось пустое пространство.
— Пусть старцы приладят его на место! — Повторил шаман Бёкка, продолжая колотить по бубну, — я долго мучился, я долго страдал, терпение моё не беспредельно!..
Старцы разгребли хвою — к ужасу присутствующих большой палец на правой руке Монньогона действительно отсутствовал — палец был обнаружен под спиной нетленных мощей, вероятнее всего при падении гроба он оторвался и закатился под хребет. Невозмутимый, накачанный во всех смыслах, кузнец преподнёс старцам сухожилие жертвенного жеребца, те приладили его на место. Толпа облегчённо вздохнула, где-то на заднем плане послышалось задорное позвякивание бутылок.
Гроб Старика закрыли крышкой и поднесли к краю могилы, пятеро парней, снизу, уже приготовились было принять скорбный груз, но шаман Бёкка, не прекращая камлать, опять заговорил не своим голосом:
— Мне нужен провожатый!
Страх вновь сковал людей тяжким гнетом, послышался звон разбитого стекла: «провожатый» — это означает — кто-то из присутствующих должен умереть для того, чтобы его душа проводила Старика до места назначения. Девственные юноши с гробом в руках застыли в полусогнутом состоянии у края могилы. Их чистые сердца не были готовы к такому обороту событий, — и это тревожило.
— Матвеев! — председателю стало дурно, сквозь сизый дым дымокуров ему показалось, будто мощи Монньогона шевельнулись, — Матвеев! Если сейчас не найдётся желающий уйти со мной, то умрёт этот шаман! Но тогда на обе ветви моего рода падет страшное проклятие!.. — Бёкка выронил из рук бубен с колотушкой, упал на землю и забился в жутких конвульсиях.
Раздался спокойный голос поселкового юродивого — Бааски Фёдорова, но в наступившей тишине это было как гром среди ясного неба:
— Бёкка не умрёт, умрёт другой — старый… — Для девственных юношей с гробом в руках это прозвучало, как команда разогнуться, те, кто был в яме, синхронно вытерли со лбов холодный пот.
Как-то само-собой, в полнейшей тишине, народ расступился, пропуская вперёд семидесятилетнего колхозного механизатора Эспердена Сергеева, который смело и совершенно спокойно заявил:
— Товарищи!.. Братья!.. Я готов выполнить волю Старика: я уже достаточно прожил на этой земле, пусть мой род процветает и живёт в мире! У меня взрослые дети и уже большие внуки, мне не о чем больше беспокоиться в этой жизни: я знаю — пришёл мой час. Я согласен быть провожатым!..
