— Все решено, батя! И сейчас запьем это дело — закрепим смотрины. Женится наш Васька! На ноябрьские праздники и свадьба: Валя на каникулах, Люба приедет с учебы. Самое время, батя. Тебя ждали с гуртов. Мы же — Шеляги! Решил — выполнил. Рак назад не пятится, так и Шелях. У мамки есть самогонка? Настя водку с собой унесла, чтобы мы без мамки не пили. — Хватился Володька объемистой сумки, которую нес из автобуса в дом.
Шалопутный, в отца родного, Володька быстро нашел на кухне банку с первачом. Васька помог ему сала напластать, из чугунка со щами выловил куски вареной говядины, поставил миску куриных яиц горкой, которые тоже нашел под занавеской в кухонном столе. Петра сильно задело, не дождаться Валентины Тимофеевны. Колесень недовольная будет таким заходом гостей. Но промолчал. Последние годы он сынам не перечил: их это дом, родовое гнездилище, пусть и поступают, как умеют. Будет того, что вырастил.
— Завтра кабана заколем, — веселился шалопутно Володька. — Свеженинки нажарим. А сегодня и такой закуски довольно. Люблю мамкин хлеб, — наполнив стаканы, потянулся он за долькой ржаного хлеба. Поднес хлеб к лицу, вдохул, закрыл глаза.
— За вас, батя с мамой, — вознес он стакан к центру стола.
— За родителей наших, Валя. Таких людей на земле больше нет. За их здоровье.
За братом к отцову стакану потянулся через стол и Васька. К Валентине Петр приподнялся сам. Выпили. Валя пригубила и отставила. Она деревенская, самогонкой не удивишь. Студентка, бывает, в городе, с вином отмечают. Но Васька перед батькой порисоваться решил.
— Пей, кому сказано: за родителей!
Валя спорить не стала, махом выпила из граненой стопочки на ножке, налитый в нее первач. Остервенело метнула взглядом громы на своего возлюбленного, замкнулась в себе за такое унижение. Петру тоже стало не по себе от поведения сына.
— Ты, Василь Владимирович, брось. Не жена она еще тебе, рано запрягаешь и понукаешь. А ты сестрица, не обращай внимания. Шеляги все беспутные.
«Сестрица» — вырвалось само собой. Но сыновья поняли буквально. Васька покраснел лицом, за столом создалось неловкое молчание.
— Я тоже, Петр Васильевич, пойду к женщинам, — вышагнула через лавку из-за стола Валя.
— Иди-иди, ты их знаешь. Мать тебя не обидит. — Хмуро зыркнул на Ваську Петр.
— Наливай, по второй, брат, — потребовал теперь уже Володя от Васьки. А говорил: «Захочу, на саночках привезет…» Шишь ты её породу сломаешь. Вон у меня Настя, золото. Шикну, и место знает…
