- Трус, подлец и предатель! - заорал благородный Улисс, бледнея от ярости. - Уж не подкупили ли тебя троянцы, чтобы ты мерзкими речами совращал народное собрание?!
- Ну нет, - злобно оскалясь, парировал Терсит, - этот поклеп на меня у тебя не пройдет. Я тебе не Паламед, которого ты облыжно обвинил в измене. Нет у меня личного шатра, куда мог бы ты подбросить мешок с золотом и нагло утверждать потом, что его дали мне троянцы за измену. Ведь именно так ты поступил с Паламедом! Тебе не давали покоя его лавры мудрого советчика, великого строителя и искусного врачевателя. За все это ты и разделался с ним!..
- Молчи собака! - заорал царь Итаки, глаза его полезли из орбит, на губах выступила пена. - Или не избегнешь ты смерти!
Терсит не обратил внимания на угрозу, бросил на землю деревянный, изрубленный в битвах щит, скинул дырявый панцирь, сшитый из грубого холста, сорвал с тела ветхий хитон.
- Вот все, что есть у меня! Голый я стою перед вами, братья, нет у меня троянского золота. Не по злому умыслу говорю я, а по воле моего сердца!
Под одобрительные возгласы воинов Терсит стал одеваться. Одиссей, видя, что теряет остатки уважения войска, вскипел невероятным гневом:
- Не смей, глупец, поносить царей! И не смей заикаться о возвращении на родину! - Обернувшись к строю: - Вы не дали мне договорить, вы же ничего не знаете! - И снова к Терситу: - Если я еще раз услышу, что ты поносишь царя Агамемнона, то пусть снесут мне голову, пусть не зовут меня отцом Телемаха, коль не схвачу я тебя, не сорву с тебя одежду... В кровь изобью! И погоню тебя голого с народного собрания до самых кораблей!
Взмахнул Одиссей царским скипетром. Терсит хотел было чинно удалиться и уже повернулся к своему ряду, когда тяжелый символ власти хрястнул его по спине. Хитон разорвался, а на теле осталась длинная кровавая полоса. Бедный воин, потеряв достоинство, зарыдал от боли, гнева и бессилия. Крупные слезы градом покатились по его исхудалым небритым щекам. Симпатии толпы поколебались. Народ не любит слабых. Авторитет Терсита угрожающе покачнулся. Послышался громкий смех, унижающий бедолагу, и раздались одобрительные выкрики в поддержку царственного оратора. У Одиссея отлегло от сердца, и он воспрял духом.
- Вот так! - закричал он в толпу, потрясая скипетром. - Вот как мы будем расправляться с каждым клятвопреступником, трусом и предателем нашего общего дела! Не будет пощады тем, кто призывает вернуться домой, покрыв себя позором, вернуться подобно слабым детям и женщинам, не выслушав, что предлагают им вожди! Так слушайте же! - оратор перевел дыхание и продолжил с новой силой:
