– Сделай несколько снимков вот этих деревьев. – Мэгги показала на дубы, что росли рядом с пешеходной дорожкой, которая вела в лесные заросли. – Я хочу, чтобы на них была видна полицейская огораживающая лента, а фоном служила река. Мне надо создать впечатление, что здесь случилось нечто важное. Именно здесь, прямо на общественной земле.
– Ладно. – Ник встал и сделал несколько снимков, а затем направил камеру на Мэгги.
– Что ты делаешь? – смутилась она и жестом велела ему убрать камеру, но Ник снова и снова щелкал затвором фотоаппарата. – Прекрати! «Трибюн» не нужны два десятка моих фотографий.
– Вот поэтому я и снимаю для себя лично, – сказал он.
– И что ты будешь делать с моими фотографиями?
– Буду хранить и вспоминать тебя. Это заявление застало Мэгги врасплох.
– Ты собираешься уезжать? Ник пожал плечами:
– Не сейчас.
– Но в конечном итоге?
– В конечном итоге мы все куда-то движемся.
Подобного ответа вполне можно было ожидать от такого типа, как Ник, но Мэгги он все равно задел.
– Я не буду с тобой обедать, – сказала она.
– Сегодня?
– Вообще. Пошли отсюда.
Ник молча последовал за ней к машине. Когда она протянула руку за ключами, он без слов отдал их. Потом сел на пассажирское сиденье и опустил спинку кресла в положение «лежа».
– Где ты живешь? – спросила Мэгги.
– Подбрось до редакции. Мне надо забрать кое-что, да и моя машина все равно там.
– Я думала, ты собираешься поспать.
– Я собираюсь. И прямо сейчас, пока мы едем к редакции.
Если он хочет убить себя работой, не Мэгги его останавливать. Она прикусила язык, не желая походить на мать или миссис Грубер, и завела машину. Ник вполне способен принимать решения самостоятельно. «С ним все будет в порядке», – сказала она себе, но все равно оглядывалась на него каждые несколько минут, желая в этом удостовериться. Сейчас, когда его глаза были закрыты, она могла, не стесняясь, разглядывать его, чего никогда не позволила бы себе при других обстоятельствах. Широкий лоб, квадратная челюсть, прямой подбородок, четкий абрис губ и щеки, а еще недавние воспоминания о его насмешливой улыбке и дьявольских искорках, которые время от времени вспыхивали в его глазах, – все это вместе создавало настолько потрясающую картину, что Мэгги получала удовольствие даже от простого ее созерцания.
Но разве созерцания бывает кому-нибудь достаточно?
Ее взгляд спустился к загорелым мускулистым рукам, скрещенным на груди, скользнул по плоскому животу и, наконец, уперся в обтягивающие джинсы.
