Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний | страница 52



Есть в этом очерке и прекрасные слова, родившиеся в душе Тарле во время одной из встреч, подобных той, которой мне посчастливилось быть свидетелем. Пусть слова эти прозвучат еще раз.

«При его эмоциональном темпераменте ему, вероятно, случалось иной раз вспылить, но никогда я не слышал, чтобы он кого-нибудь обидел. Мы знаем, какой прекрасный товарищ — Иосиф Абгарович, и мы часто имели случаи убедиться в том, какой скромностью отличался этот в стольких отношениях выдающийся человек», — так говорил Евгений Викторович Тарле.

Николай Иванович Мусхелишвили

Мне не довелось видеть Мусхелишвили рядом с Тарле так, как видел я Орбели и Вавилова, не довелось ощутить в общении теплоту их дружбы, но по воле случая отблеск ее пал и на меня.

Необычайно уважительные и, пожалуй, восторженные отзывы Тарле о Мусхелишвили мне приходилось слышать не раз. Знал я и то, что Тарле бывал в Закавказье, скорее всего гостил у Мусхелишвили, но в последние годы жизни Евгения Викторовича они по большей части встречались лишь на собраниях Академии наук.

Лет двенадцать спустя после смерти Тарле мне предстояла поездка в Тбилиси по делу, в успехе которого я не был уверен. Узнав о моем беспокойстве и о том, что дело связано с академическим институтом, один мой знакомый, хорошо знавший Николая Ивановича и помнивший о дружеских узах, связывавших его с Тарле, сказал, что волноваться мне нечего, ибо я, в случае чего, всегда смогу обратиться к самому президенту Академии наук Грузии. Я ответил, что не сделаю этого.

— Почему? — удивился мой знакомый. — Насколько мне известно, на Кавказе никогда не считалось зазорным быть родственником знаменитого и уважаемого человека.

Поскольку я все же не представлял себе, как можно зайти в президиум Академии и отрекомендоваться чьим-то родственником, мой знакомый сам отрекомендовал меня в записке.

Мои опасения оправдались, трудности оказались непреодолимыми, и я, скрепя сердце и ради дела, с большим нежеланием отправился на тихую улицу, на которой располагался президиум Академии наук Грузии.

Секретарша взяла мой конверт и при первой же возможности занесла его в кабинет.

— Николай Иванович просит вас минуту подождать, — возвратясь, сказала она.

Затем из кабинета один за другим вышли несколько весьма солидных и серьезных пожилых мужчин, каждый из которых внимательно меня оглядел. А за ними на пороге показался хозяин, жестом пригласил меня войти. Я проследовал к столу и принялся смущенно и потому довольно путано объяснять, кто такой Тарле, кто такой я, и тому подобное.