— Потому что они считают, что это мой вернувшийся сын, — с оскоминой в голосе ответила Джессика.
— Этот вопрос еще не ставился перед ментатом Айдахо, — сказал Джавид. — Может быть, он сумеет с ним справиться и утрясти все сомнения.
Вот еще один, воистину не знающий ограниченности ментатов, подумала Джессика, хотя и отваживается наставлять рога одному из них — в мечтах, если не наяву.
— Ментаты разделяют приверженность своих использователей к ошибкам, сказала она. — Человеческий мозг, как и мозг любого животного, это резонатор. Он резонирует на окружающую среду. Ментат выучен распространять свое сознание сразу на многие петляющие параллели казуальности и проходить по этим петлям, выявляя длинные цепочки последствий. «Пусть попробует это переварить!?
— Значит, этот Проповедник не вызывает ваших опасений? — голос Джавида внезапно стал казенным и напыщенным.
— Я считаю его здоровым симптомом, — ответила Джессика, — и не хочу, чтоб ему докучали.
Давид явно не ожидал столь резкого ответа. Он попробовал улыбнуться не получилось. Затем:
— Правящий Церковный Совет, боготворящий волю вашего сына, преклонится, конечно, перед вашими желаниями, если вы будете настаивать. Но, разумеется, какое-то объяснение…
— Может, это вам лучше объяснить, как Я вписываюсь в ваши планы, сказала Джессика.
Джавид с прищуром на нее поглядел.
— Мадам, я не вижу логических причин вашему отказу осудить этого Проповедника. Он не может быть вашим сыном. Я обращаюсь к вам с разумной просьбой: осудите его.
«Все это подстроено, — подумала Джессика. — Он действует по поручению Алии».
— Нет, — ответила она.
— Но он оскверняет имя вашего сына! Он проповедует отвратительные вещи, во весь голос выступает против вашей божественной дочери. Он подстрекает против нас население. Когда его спросили, он ответил, что даже вы по природе порочны, и вот почему…
— Хватит этой чепухи! — сказала Джессика. — Сообщи Алии, что я отказываюсь. Со времени прибытия я не слышу ничего, кроме разговоров о Проповеднике. Мне это наскучило.
— Скучно ли вам будет узнать, мадам, что в своем последнем злословии он заявил, что вы не выступите против него? И вот теперь вы здесь, ясно… — Как я ни порочна, а все равно его не осужу, — прервала она.
— Это непрочное дело, мадам!
Джессика сердито и отстраняюще взмахнула рукой.
— Убирайся! — это было сказано с такой повелительной властностью, что услышали остальные, и он вынужден был подчиниться.
Глаза его полыхнули яростью, но он заставил себя сухо поклониться — и вернулся к своему посту у двери.
