— Ты видел Сына Божьего. Глаза и разум смертных не предназначены для созерцания подобного. Чтобы приспособиться, нужно время.
— Мне больно, когда я закрываю глаза. Больно помнить его.
— Боль не будет вечной.
— Я хочу служить ему, — сказал одиннадцатилетний мальчик, который всё ещё дрожал от ночных видений. — Клянусь, я буду служить ему.
Турион кивнул и начал говорить о многих смертельных испытаниях, которые предстоит преодолеть Аргел Талу, чтобы заслужить мантию Астартес. Но мальчик не слушал, во всяком случае, не в то утро, когда первые лучи слабого солнца Колхиды падали через единственное окно кельи.
Он и по сей день думал о Турионе. Аптекарий умер сорок лет назад, но он до сих пор хранил напоминание о той битве. Даже сейчас он не мог держать изогнутый сломанный нож чужака и не вспоминать перерезанное горло Туриона.
На самом деле, поэтому он его и хранил. Как память. Возможно, эта привычка выглядела зловеще, и капелланы часто укоряли за неё Аргел Тала. Собирать оружие, которое убивало твоих братьев — признак нездорового ума.
Аргел Тал поднял глаза.
— Кровь взывает к крови, — Лоргар обратился к воителям, собравшимся на развороченной могиле Монархии. — Кровь взывает к крови.
Аргел Тал, как и всегда в присутствии своего отца, старался концентрировать свой взгляд на отдельных деталях, нежели взирать на всё его величие.
Глаза Лоргара цвета снежно-серых зимних небес Колхиды были подведены сурьмой, отчего ещё ярче выделялись на фоне кожи Примарха — кожи, которая невооружённому глазу казалась золотой.
Линзы шлема Аргел Тала полностью отфильтровывали окружающий мир до набора тёмно-серых тактических сводок, но не упускали ни единой детали. Капитан мог разглядеть тысячи отдельных колхидских глифов, которые были нанесены золотом на белоснежную плоть Примарха. Некоторые говорили, что татуировки в виде клинописных текстов покрывают большую часть тела Лоргара.
Они стекали по лицу Лоргара плотными идеальными линиями от бритой макушки до подбородка, и каждое предложение было пылкой молитвой, пророческой надеждой на будущее или призванием помощи высшей силы.
Там, где регалии Лоргара скрывали его плоть, на позолоченных пластинах доспеха продолжались писания, которые вытравили на сверкающей поверхности кислотой. Но при всём своём величии Семнадцатый Примарх не выделял своего великолепия церемониальной экипировкой. При всей позолоте его доспех был украшен не больше комплектов Мк-III, которые носили его капитаны. Приколотые к нагруднику и наплечникам свитки писаний и клятвы не прославляли деяния самого Примарха, но говорили о его обетах отцу и готовности служить народу Империума.
