Как видишь, я все описываю подробно. Дело в том, что мне решительно нечем заняться, поскольку я не прихватил с собой деловых бумаг; кроме того, это помогает яснее представить происходящее и заметить то, что было пропущено. Так что я продолжу передавать события и даже, если понадобится, диалоги — читать их или не читать, решай сам, но только сохрани эти письма. У меня есть еще одна причина для столь полного изложения, но ее трудно сформулировать.
Ты можешь спросить, предпринял ли я какие-либо Я самостоятельные поиски на ближайших к дому лугах. Как я уже сказал, частично — в большей мере — это сделали другие; но я рассчитываю заняться осмотром местности завтра. На Боу-стрит обо всем предупреждены, сегодня оттуда пришлют людей вечерним поездом, но не думаю, что он них будет много толку. Нет снега, который мог бы нам помочь. На лугах сплошная трава. Разумеется, сегодня я старался быть и высматривал любые следы, когда шел из дома и когда возвращался; но на обратном пути был сильный туман, так что я не был готов к прогулке по незнакомым пастбищам, особенно вечером, когда кусты напоминают фигуры людей, а мычание коров вдалеке звучит, как труба архангела.[2] Ей богу, если бы выяснилось, что дядя Генри сошел с тропинки, пролегающей между деревьями, и, обхватив голову руками, устремился в подлесок, который вдруг вырастает по краям пути, то вряд ли я испытал бы больший страх, чем сейчас. По правде говоря, я ожидал чего-то подобного. Но сейчас я вынужден ненадолго отложить перо: пришел мистер Лукас, викарий.
Мистер Лукас побыл и ушел; кроме обычных общепринятых выражений вежливости, ничего интересного он не произнес. Как я понял, он отказался от всякой мысли, что пастор может быть еще жив, и искренне (насколько возможно) сожалеет о его кончине. Я также понял, что даже более чувствительный человек, чем мистер Лукас, вряд ли мог испытывать сильную привязанность к дяде Генри.
Кроме мистера Лукаса, у меня побывал другой посетитель в лице трактирщика — хозяина «Кингс Хед», — который пришел узнать, не нуждаюсь ли я в чем-нибудь; надо отдать должное, этот типаж достоин пера Боза.[3] Вначале он держался очень важно и значительно. «Ну, сэр, — сказал он, — видимо, придется нам подставлять голову под удар, как говорила моя бедная женушка. Насколько мне известно, ни следов, ни единого волоска нашего погибшего почтенного пастора до сих пор не обнаружили; впрочем, как ни верти, он не похож на тех, кто в Священном писании носил длинные волосы».
