Представление было новое и остроумное; едва ли нужно называть имена хозяев балагана, но все же скажу, что это были итальянцы, Фореста и Кальпиджи. Как я и ожидал, появился пес Тоби. Собрался весь Б., но мне все было прекрасно видно, потому что я сидел у широкого окна на втором этаже всего в десяти ярдах.
Пьеса началась ударом в церковный колокол без четверти три. Она была сделана на славу; и вскоре я с облегчением обнаружил, что неприятное чувство, которое я испытал во сне, наблюдая за тем, как Панч нападает на своих злополучных гостей, прошло. Я хохотал над кончиной водовоза, иностранца, судебного посыльного и даже младенца. Одно было плохо: Тоби все чаще пытался выть там, где не надо. Видимо, что-то ему не нравилось, причем всерьез: точно не помню, в какой момент он издал наиболее жалобный вой, спрыгнул с подмостков и помчался прочь сперва через площадь, а затем по прилегающей улице. Наступил антракт, но короткий. Наверное, артисты решили, что нет смысла бросаться его искать, и что скорее всего, он сам вернется вечером.
Мы продолжили. Панч и Джуди, а также их гости проделывали свои обычные номера; и вот настал момент, когда поставили виселицу, и артисты начали разыгрывать главную сцену с мистером Кетчем. Я так и не могу сказать, что же на самом деле произошло. Тебе приходилось присутствовать на казнях, и ты знаешь, как выглядят преступники с мешками на голове. Если мы с тобой одинаково воспринимаем вещи, значит, ты неохотно вспоминаешь об этом, так же, как я неохотно об этом напоминаю. Именно такую голову я увидел внутри балагана, находясь выше остальных зрителей; сначала она не была видна публике. Я ждал, что голову приподнимут для всеобщего обозрения, но вместо этого на несколько секунд перед толпой показалось искаженное ужасом лицо, которое раньше я даже представить не мог. Не знаю, кто был этот человек, но его, похоже, с силой тянули вверх к небольшой виселице на сцене; руки у него были заведены за спину и связаны. Позади него я разглядел голову в ночном колпаке. Затем раздались крики и треск. Балаган опрокинулся; под обломками задергались чьи-то ноги, затем показались две фигуры — как утверждали некоторые, лично я видел только одну; они стремительно понеслись через площадь и исчезли в закоулке, который выводил к лугам.
Разумеется, все бросились их догонять. И я в том числе. Погоня оказалась смертельной в том смысле, что буквально привела к смерти. Это случилось в меловом карьере: беглец, не глядя, перемахнул через изгородь и свернул себе шею. Второго искали повсюду, пока мне не пришло в голову спросить, покидал ли он вообще площадь. Сначала все были уверены, что он убежал; но когда мы вернулись, то обнаружили его под обломками балагана он тоже был мертв.
