По дороге обратно в отель меня вдруг пробивает, что я почти ничему не учусь. В смысле, не узнаю ничего нового. Не развиваюсь. А сегодняшний день – это вообще явный спад. Возвращение на более раннюю стадию развития. Спрашиваю у Криссы, не хочет ли она сфотографировать мою задницу. По-моему, еще никто из рок-звезд в таком ракурсе не снимался. Достойное завершение карьеры. Уходить надо на пике творческого расцвета. Она говорит:
– Нет, спасибо. Ну, разве что это для тебя так важно.
И я говорю: ладно, забей.
Мне никак не вставляет, в смысле – по-настоящему, чтобы прогнать эти навязчивые ощущения, которые не дают мне покоя, даже когда я уторчен по самые пончикряки. Я не хочу разбираться в этих ощущениях, не хочу их называть – пока они смутные и безымянные, они не смогут ко мне подступиться. По крайней мере, я очень на это надеюсь. Они как настырные голоса у меня внутри -ноют, ворчат, придираются, – я пытаюсь их заглушить очередной дозой, но они все равно прорываются в эфир. От них не скрыться. Как это скучно, думаю я, отбиваясь от этих шумов. Как это банально и неинтересно…
Все как-то неправильно. Куда мне теперь? Обратно в мотель. К наркоте и сексу. Может быть, у меня получится развратить Криссу. Затеять с ней что-то совсем уж порочное, безобразное, о чем она даже не подозревает, что такое возможно, и вот тогда мы бы здорово повеселились – с искаженными криком лицами. И, погрязшие в уже запредельной мерзости, мы бы поднялись над этим бесцельным и бессмысленным существованием, когда ты барахтаешься в грязи, весь в липкой тине и мути, и понимаешь, что ты сам сотворил над собой такое, и никто тебе не поможет выбраться, ты один, совершенно один, и все внутри обрывается, и сердце замирает. Но для меня это не ново. Сколько можно давить в себе простодушие и наивность? Всегда. Раз за разом. Разбить все своими руками, самому все испортить – чтобы потом было, о чем горевать. По-настоящему.
Но мне не хочется этого делать. Не хочется причинять боль. Никому, даже себе. А за Криссой мне все равно не угнаться. Мне страшно, я себя чувствую брошенным и обманутым, я не знаю, что делать дальше. Мне уже ничего не могу – только ехать дальше. Я готов ехать дальше. Дорога – это прекрасно. Америка – такая большая. В пути время проходит быстрее, и дни не похожи один на другой.
Машина ведет себя странно. Иногда на скорости больше шестидесяти миль в час она как бы на миг замирает на месте, не глохнет, а именно замирает, а потом едет вперед, как ни в чем ни бывало. Эти рывки нам нисколечко не мешают, и никаких подозрительных звуков в моторе не слышно, и хуже вроде бы не становится, поэтому мы не особенно переживаем: двигатель старый, ему даже положено иногда покапризничать. Но мне кажется, Крисса просто «перегружает» мотор. Я ей давно говорю, что не надо так гнать. Механики на автозаправках советуют, что тут можно сделать, но ничего не помогает.
