Такси затормозило перед каменным домом, и Джилл, выйдя, прошла под козырьком крыльца, через какое-то подобие средневекового дворика, оживленного растениями в горшках, к внутренней двери. Она была потрясена. По-видимому, россказни о богатствах, нажитых в одну ночь, в этом волшебном городе все-таки правда. Одна такая сказка выпала на долю дяди Криса. Ведь человек, стесненный в средствах, ни за что не мог бы снимать квартиру в таком доме. Приди сюда Крез и граф Монте-Кристо, владелец, пожалуй, оглядел бы их с большим сомнением и предложил уплатить за месяц вперед.
В стеклянной будке, сразу за внутренней дверью, восседал, почитывая газету и жуя жвачку, импозантный старый джентльмен в роскошной форме генерала Гватемальской армии. Зрелище он являл роскошное. Драгоценностей на нем, правда, не было, но, без сомнения, объяснялось это его личной неприязнью к показухе. Так как поблизости не было никого, перед кем Джилл могла бы ходатайствовать о знакомстве и просить об аудиенции, то она рискнула на смелый шаг и обратилась к генералу:
— Нельзя ли мне увидеть майора Сэлби?
Гватемальский генерал на секунду приостановил ритмичное движение челюстей, приспустил газету и взглянул на пришелицу, вскинув брови. Сначала Джилл решила, что так он выражает высокомерное презрение, но потом поняла, что он удивился.
— Майора Сэлби?
— Да, майора Сэлби.
— Здесь никакого майора нет.
— Майор Кристофер Сэлби.
— Нету, — бросил заместитель посла, избалованный любимчик гватемальских красоток. — Никогда про него не слыхал.
2
Джилл доводилось читать романы, в которых перед глазами героини все плывет, но сама она до сей поры не испытывала столь поразительного ощущения. Спаситель Гватемалы, быть может, и не поплыл перед ее глазами, но, несомненно, завибрировал. Джилл пришлось поморгать, чтобы восстановить изначальную четкость его силуэта. Суета и шум Нью-Йорка уже одурманили ее, погрузив в состояние нереальности, какое человек порой ощущает во сне, и эти поразительные слова оказались последней каплей.
Возможно, ее вежливость тронула сердце героя многих революций. Каким бы величественным и живописным ни представал он взору постороннего, но обитал он — хотя противно про это и писать — в мире, где пренебрегают мелкими любезностями. «Ну!», «Привет!» и «Черт тебя дери!» — это да, а вот «Нельзя ли мне» — большая редкость. Джилл ему понравилась. Он перекатил жвачку в позицию, позволявшую ему изъясняться членораздельно, и со всем рвением ринулся на помощь.
