Пока Ленин говорил, лицо его у меня на глазах как-то съёжилось. Бесчисленные большие и мелкие морщины глубоко бороздили его. Каждая из них была проведена тяжелей заботой или же разъедающей болью… Вскоре он ушел. Между прочим, он мне ещё успел сказать, что заказаны десять тысяч кожаных костюмов для красноармейцев, которые должны взять Перекоп со стороны моря. Но ещё до того, как эти костюмы были готовы, мы ликовали, получив известие, что героические защитники Советской России под гениальным и смелым предводительством т. Фрунзе штурмом овладели перешейком. Это был беспримерный военный подвиг, совершённый войсками и вождями.
Одной заботой, одним страданием у Ленина стало меньше на южном фронте также не предстояло зимней кампании.
* * *
III Всемирный конгресс нашего Интернационала и вторая международная конференция коммунисток привели меня в 1921 г. вторично в Москву, где я оставалась довольно долго. Тяжёлое было время! Тяжёлое не столько потому, что заседания происходили во второй половине июня и в первой половине июля, когда солнце заливало своими жаркими лучами блестящие золотые церковные купола Москвы, сколько из-за той атмосферы, которая царила среди партий Коминтерна.
В Германской коммунистической партии эта атмосфера была насыщена электричеством; бури, гром и молния были повседневным явлением. Наши пессимисты, которые вдохновляются только тогда, когда они могут, как им кажется, предчувствовать те или иные бедствия, предсказывали распад и конец партии. Организованные в III Интернационал коммунисты были бы плохими интернационалистами, если бы страстные дебаты по вопросам теории и тактики в немецкой партии не воспламенили умы товарищей других стран.
“Немецкий вопрос” действительно превратился в проблему, которая в те дни стала проблемой всего Коминтерна.
“Мартовское выступление”>[2] и так называемая “теория наступления”, а она лежала в его основании и была неотделима от его исходного пункта, хотя была ясно и строго формулирована лишь впоследствии, и притом в целях оправдания этого выступления, побудили весь Коминтерн основательно разобраться в мировом хозяйстве и мировой политике. Он должен был таким путём расчистить себе твёрдую почву для своих принципиальных и тактических позиций, т. е. для своих ближайших задач, для революционной мобилизации и подъёма пролетариата и всех трудящихся.
Как известно, я принадлежала к самым резким критикам “мартовского выступления” не потому, что оно будто бы не было борьбой рабочего класса, а потому, что оно было неправильно задумано партией, плохо ею подготовлено, плохо организовано, неудачно руководимо и неудачно выполнено. Наскоро сколоченную “теорию наступления” я подвергла самой резкой критике. К этому, вдобавок, у меня прибавился ещё и “личный счёт”. Колебания в позиции ЦК германской партии в отношении конгресса итальянских социалистов в Ливорно
