— Ладно, ладно, просто… — Вечеслав осёкся, и отступив немного вправо, стал молча наблюдать.
Он увидел, как ведьмак закрыл глаза и быстро зашептал непонятные слова, которые вскоре слились в одно длинное, бесконечное слово. Над поляной пронёсся лёгкий ветерок, верхушки деревьев зашумели, и Вечеслав вдруг почувствовал, как словно ледяной водой окатывает спину. Он резко обернулся. Казалось, что кто-то огромный, намного больше него, смотрит оттуда, сзади, но глаза увидели только деревья, десятки деревьев с раскачивающимися верхушками и вздрагивающими листочками.
Ведьмак продолжал шептать, но уже нельзя было различить где его шёпот, а где шум леса. Всё слилось в одно, неделимое, сплошное.
— Род, — мелькнуло в голове Вечеслава. — Всё есть одно.
И он вдруг перестал бояться того огромного за своей спиною, который возможно был там, а возможно и не был. Теперь ему было интересно, просто интересно, что произойдёт дальше, и он уставился на меч, торчащий в широком стволе.
То, что произошло дальше, заставило Вечеслава прочувствовать мистический трепет. Другого определения необычному состоянию он подыскать не смог, и потому использовал это мутное словосочетание, услышанное им очень давно в каком-то фильме, ни названия, ни сюжета которого он уже не помнил…
Меч вдруг начал вибрировать, и даже казалось — вырываться из ствола, а шум деревьев возрос до такой силы, что пришлось заткнуть уши. Слишком давил он на мозг, этот не «по-человечьи» громкий шёпот леса.
Потому дальше Вечеслав просто видел, спрятавшись в своей внутренней тишине. Вокруг меча образовалось белое облачко, потом это облачко вспыхнуло огнём и стало гореть словно бумага. Сгорая, облачко осыпалось вниз чёрными, тонкими лоскутками, похожими на обугленные листья деревьев.
Когда от облачка ничего не осталось, меч перестал вибрировать, и ведьмак вцепившись в рукоять, вытащил его из ствола. Другую руку он тут же приложил к засечине. Вечеслав осторожно отнял ладони от ушей и прислушался. Шума не было, а даже напротив, стояла такая глубокая тишина, от которой он невольно поёжился. Мёртвая какая-то была эта тишина. Такая только зимою бывает, в лютые морозы.
Он опустил руки и с радостью услышал, как за деревьями неуверенно квакнула лягушка, словно спрашивая, можно ли уже?
Вечеслав улыбнулся. От этой общности чего-то большого, что недавно смотрело на него со спины и маленькой лягушки, внутри стало тепло и просторно. И когда где-то недалеко коротко свистнула птица, что-то похожее на вопрос — чьи вы? — он задорно крикнул в ответ:
